Книга Коварство и честь - Эмма Орчи

— Вы, как всегда, правы, дорогой месье, и я больше не стану перебивать вас. Умоляю, продолжайте.

— Позвольте мне выразиться прямо. В этот момент в комнате над вашей головой находится десяток национальных гвардейцев. Каждый отправится на эшафот, если позволит пленнице сбежать. Каждый получит награду в десять тысяч ливров в тот день, когда они захватят Алого Первоцвета. Хороший стимул для бдительности, не так ли? Но это еще не все, — спокойно продолжал Шовелен, заметив, что сэр Перси притих. — Гвардейцами командует капитан Бойе, а он знает, что каждый день в определенный час, в семь вечера, я прихожу к нему и расспрашиваю о состоянии здоровья пленницы. Если — слушайте меня внимательно, сэр Перси, — если я не появлюсь в назначенное время, ему приказано пристрелить женщину на месте…

Последнее слово он прохрипел: сэр Перси уже держал его за горло и тряс, как трясут пойманную крысу.

— Негодяй, — зловеще прошипел он, приблизив лицо к лицу врага. Теперь в обычно веселых глазах горел огонь нескрываемого гнева. — Вы подлый и наглый негодяй! Клянусь небом!..

Внезапно его хватка ослабла, лицо изменилось, словно невидимая рука стерла с него свирепую маску ярости и ненависти. Глаза под тяжелыми веками мгновенно смягчились, сжатые губы раздвинулись в издевательской улыбке. Отпустив шею Шовелена, он отступил, и тот, задыхаясь и хрипя, тяжело привалился к стене. Он пытался успокоиться, но колени тряслись. Сэр Перси выпрямился, с самым невозмутимым видом отряхнул изящные руки, словно от пыли, и с мягким, добродушным сарказмом произнес:

— Поправьте галстук! Выглядите омерзительно!

Он подтащил скамью вперед, уселся на край верхом и с поразительным хладнокровием вертел в руках подзорную трубу, пока Шовелен машинально одергивал одежду.

— Так-то лучше, — одобрил сэр Перси. — Теперь этот бант на затылке… немного вправо… манжеты… Вы, дорогой месье Шамбертен, снова выглядите достаточно прилично, само воплощение элегантности и рассудительности.

— Сэр Перси! — злобно прорычал Шовелен.

— Умоляю, примите мои извинения, — с безупречной учтивостью ответил сэр Перси. — Я едва не вспылил, что в Англии считается чертовски дурным тоном. Больше этого не повторится. Умоляю, продолжайте. Так интересно, чертовски интересно! Кажется, вы говорили о хладнокровном убийстве женщины!

— О нет, не хладнокровном. Моя кровь пылает при мысли о справедливой мести!

— Простите! Моя ошибка! Итак, вы говорите…

— Это вы напали на нас! Вы вечно суете нос в чужие дела, вы и ваша проклятая шайка! Мы защищаемся как можем, используя любое оружие, которое только окажется под рукой.

— Такое, как убийство, насилие, похищение и, главное, привычка носить панталоны, покрой которых и святого бы вывел из себя.

— Но и вы пользуетесь тем же оружием. И если бы прекратили вмешиваться в дела Франции, когда впервые избежали наказания за свои махинации, не попали бы в такой переплет, куда вас завели собственные интриги! Оставь вы нас в покое, мы давно забыли бы о вас!

— Какая бы это была жалость, мой дорогой месье Шамбертен! — серьезно заявил Блейкни. — Не хотелось бы, чтобы вы обо мне забыли. Поверьте, за эти два года я так наслаждался жизнью и не отказался бы от этих удовольствий даже ради того, чтобы видеть, как вы и ваши друзья хоть раз в жизни примут ванну или станут носить приличные пряжки на туфлях.

— В следующие несколько дней вам придется не раз насладиться этими удовольствиями, сэр Перси, — сухо пообещал Шовелен.

— Что?! — воскликнул сэр Перси. — Комитет общественного спасения в полном составе примет ванну? Или Революционный трибунал? Который из двух?

Но Шовелен твердо решил не терять терпения. Он настолько не выносил этого человека, что не чувствовал к нему ни гнева, ни неприязни. Только холодную, расчетливую ненависть.

— Для меня удовольствие состоит в том, чтобы употребить всю силу своего ума против неизбежного, — холодно пояснил он.

— Вот как? — жизнерадостно осведомился сэр Перси. — Неизбежное всегда было для меня хорошим вызовом.

— Боюсь, не в этот раз, сэр Перси.

— Так вы действительно считаете, что скоро… — Он красноречиво провел ребром ладони по своей шее.

— Самое большее, через несколько дней, — подтвердил Шовелен.

Сэр Перси встал.

— Вы правы, друг мой, совершенно правы. Проволочки всегда опасны. Если хотите лишить меня головы, делайте это быстро. Лично меня проволочки всегда утомляли до слез.

Он широко зевнул и потянулся.

— Что-то я и в самом деле чертовски устал. Не считаете, что этот разговор длился достаточно долго?

— Не я его затеял, сэр Перси.

— О да, это моя вина, абсолютно моя. Но, черт возьми, старина, я должен был сказать, что покрой ваших панталон невыносимо плох.

— А я со своей стороны сделаю все, чтобы закончить наше дельце как можно скорее.

— Имеете в виду… — Сэр Перси снова провел ребром ладони по горлу и содрогнулся. — Брр! Понятия не имел, что вы так чертовски спешите.

— Мы ждем вашей капитуляции, сэр Перси. Леди Блейкни не может долго находиться в неизвестности. Скажем, через три дня…

— Сойдемся на четырех, месье Шамбертен, и я вечный ваш должник!

— В таком случае через четыре дня, — саркастически ответил Шовелен. — Видите, насколько я сговорчив! Четыре дня, говорите? Прекрасно, мы продержим пленницу в комнате наверху еще четыре дня. А потом…

Он не договорил, пораженный дьявольской мыслью, неожиданно пришедшей в голову, внезапным вдохновением, несомненно, подсказанным нечистым духом. Сейчас он смотрел прямо в лицо врага. И хотя сознавал его силу, больше не боялся. Теперь самое главное — не увидеть, как самая легкая тень подозрения притушит издевательский свет в этих насмешливых глазах, как дрожь пройдет по тонкой руке, обрамленной бесценными мехельнскими кружевами.

На несколько секунд в комнате воцарилось полное молчание, прерываемое только учащенным дыханием человека, казавшегося задетым этой ситуацией. И не сэр Перси Блейкни был этим человеком. Он оставался недвижим: подзорная труба в руке, добродушная улыбка на губах.

Где-то вдалеке церковные часы пробили час. Только тогда Шовелен облек свой злодейский план в слова.

— Четыре дня, — медленно выговорил он, — мы будем держать пленницу в комнате наверху. Капитану Бойе будет отдан приказ пристрелить ее на пятый.

И снова воцарилось молчание. На этот раз не больше чем на секунду. Только далеко, у реки Стикс, где не существует времени, злые духи и лукавые демоны взвыли, восторгаясь адской подлостью человека.

Пока Шовелен ожидал ответа врага на это чудовищное заявление, казалось, все вокруг замерло в ожидании. Сверху доносились тяжелые шаги. И неожиданно по приемной пронесся искренний веселый смех.