Книга Отомстить и умереть - Сергей Бортников

В этом Гриша не одинок. Так поступают его коллеги во всех городах и весях нашей необъятной Родины и прочих стран СНГ! Все они воспитаны одной системой, поэтому и методы используют одинаковые.

Однако, на всякий случай, оставлять без внимания этого лейтенантика нельзя…»

Ничего непоправимого не случилось.

Просто появился еще один повод для раздумий.

Или, если выражаться проще, еще одна головная боль.

Гольцов накрылся с головой и сразу заснул.

Глава 24

Актриса

В последнее время Паша Волков был, в принципе, доволен своим существованием.

А что?

Оделся, обулся. Получил деньги.

Погода наладилась, уже и одеяла не требуется.

Бомжи и попрошайки — уважают, «мусора» не трогают, Штепсель с Тарапунькой вообще издалека честь отдают.

Свободного времени — навалом.

Живи — и радуйся.

Ешь, пей, нагуливай животик.

Короче говоря, не жизнь — малина…

А вот исполнитель его роли был совсем иного мнения.

Разведчику хотелось решительных действий, он просто рвался в бой, поэтому неспешное течение вокзальной жизни все чаще раздражало его и выводило из равновесия.

А Тихон не появлялся…

Начальство новых указаний не присылало.

Резидент молчал.

И Макс решил самовольно выйти на него.

Зачем? Тогда он вряд ли смог бы ответить на этот вопрос. Просто сработала интуиция, если хотите — шестое чувство, и агент слепо доверился ему.

Очередной визит посланника резидента Гольцов вычислил заблаговременно (все предыдущие цыганки объявлялись через день, по парным числам), и как следует подготовился к встрече. Во-первых, подогнал такси чуть ли не под парадное, во-вторых, устроил временный наблюдательный пункт за пределами зала ожидания, рядом с кассой, и следил за камерами хранения через распахнутые настежь двери, таким образом не опасаясь ни бабы Маши, ни прочих любопытных граждан…

Невысокая смуглянка в коричневой кожаной куртке поверх цветастого платья открыла семьдесят первую ячейку где-то около десяти вечера и, найдя ее пустой, тут же захлопнула.

Однако это успел заметить не только Макс, но и бдительная Марья Васильевна! Теперь она расскажет все Григорию и тот устроит засаду. Соломку, естественно, не найдут… Но… Но канал связи непременно угробят.

Вот почему интуиция так настойчиво подсказывала ему: «Срочно выйди на резидента!»

Тем временем цыганка выскочила на двор и взяла такси — старенькие «Жигули», «семерку». Разведчик в «тойоте» увязался следом за ней. Оба автомобиля быстро проскочили центр города и помчались дальше в южном направлении. Многоэтажные громадины постепенно сменялись скромными (и не очень) постройками частного сектора, посреди которых связная неожиданно покинула свой автомобиль и дальше пошла пешком.

Максу ничего не оставалось, как следовать за ней.

У большого двухэтажного дома, окруженного оригинальным кованым забором, девушка остановилась. Несколько раз торопливо нажала кнопку звонка на кирпичном столбике, поддерживающем металлическую калитку. Кто-то уже спешил ей навстречу — со двора послышался лай собаки и мужские голоса.

Гольцов приготовился перелезть через ограду — как вдруг что-то тяжелое и холодное с силой опустилось на его затылок. И Макс поплыл в неведомые дали…

Очнулся в пустой тесной комнатушке — кто-то сердобольный плеснул в лицо водой из огромной кружки.

— Живой? — спросил мордатый черноусый цыган в клетчатой рубашке.

Разведчик молчал, пытаясь хоть немного сориентироваться, выбрать линию поведения. Классно его сняли: ни звука, ни движения не почувствовал, а до сих пор ведь выучка не подводила.

— Говори, гаденыш, зачем шел за девчонкой? — злобно прошипел незнакомец.

Не «следил», не «высматривал», а «шел за девчонкой». Это наталкивало на размышления… Неужели его вычислили еще в такси?

Но мужчина ждал ответа, и Гольцов решил все отрицать:

— Не понимаю, о чем вы…

— Сейчас поймешь…

Цыган замахнулся намотанным на руку армейским ремнем с массивной пряжкой, но приятный женский голос неожиданно остудил его запал:

— Прекрати, Петр!

В комнату вплыла высокая крашенная блондинка, с виду не старше тридцати. На холеном лице загадочно блестели зеленые изумрудные глаза, в которых Максим, как ни странно, не заметил ненависти — только любопытство.

— Как тебя зовут? — мелодично и безо всякого акцента, выговаривая слова, как хороший диктор, пропела она.

— Павел, — тихо уронил пленник, чувствуя кожей, что документов в кармане пиджака нет; а значит, наверняка вынули и прочли.

— И что ты, Павел Волков, делал возле моего дома?

Прочли, конечно. И внимательно.

— Искал одного кореша…

— Значит, так… Давай начистоту. Марина видела, как ты ехал за ее такси в частной «тойоте», а затем шел пешком следом. Скажи, кто тебя послал, с какой целью — и сразу отправишься домой…

— Маньяк он — разве не видно? — неожиданно прорычал тот, кого назвали Петром. — Хотел изнасиловать сестрицу… Может, все предыдущие нападения на девок в нашем районе — тоже его работа?! Сейчас я выбью все из этого подонка!

Он снова занес ремень над головой Макса, но тяжелый взгляд изумрудных очей и на этот раз предотвратил расправу.

«Что ж, маньяк — так маньяк. Лучше придерживаться “заданной” версии, чем открыть “истинное лицо”. Сейчас я устрою вам самый настоящий спектакль!»

— Да! Хотел! — истерично выкрикнул Гольцов и, как все примерные психи, сразу резко впал в меланхолию. Закатил слезливые глазки, помрачнел, изображая из себя сентиментального раба Амура, и стал мурлыкать, точно мартовский кот. — Мне всегда нравились брюнетки. А ваша Марина… Она такая милая и стройная, словно лань… Не знаю, что на меня нашло… Я просто ошалел от желанья… Захотелось догнать ее, обогреть, приласкать, сказать нежные слова…

— Тьху, извращенец, — сплюнул цыган.

А блондиночка осталась совершенно безразличной к фокусам разведчика.

— Ты меня такими штучками не прошибешь! — безучастно произнесла она, в очередной раз пронзая хитреца насквозь своими «изумрудами». — Я сама актриса!

— Актриса?

Романтический настрой мгновенно спал с лица Максима. Теперь на нем нельзя было прочесть ничего, кроме недоумения.

Это не ускользнуло от внимания блондинки.

— Ну-ка, выйди, Петрусь… Нам, кажется, надо поговорить наедине, — властно распорядилась она.

Цыган напоследок одарил Гольцова тяжелым взглядом и послушно оставил помещение.