Книга Любовь и долг Александра III - Елена Арсеньева

– Так-то оно так, – ошеломленно пробормотал Леру. – Но купчая…

– Бумаги ваши, – кивнул Виго. – Я не беру назад своих обещаний. Однако и вы должны мне пообещать, что сохраните в тайне наш разговор, а если вас станут спрашивать, откуда появились деньги на покупку помещения для редакции, вы придумаете что-нибудь… Например, деньги взяли в долг.

– Да, – пролепетал Леру, – но я не понимаю…

– Есть вещи, о которых лучше не думать, – небрежно промолвил Виго. – И тем более – не понимать. Во многой мудрости многая печаль – это, поверьте, весьма ценное утверждение. Прощайте.

Он ушел, а Леру остался сидеть в кабинете с купчей в руках и пытался хоть что-то понять в этой совершенно невероятной истории. Ну ладно, ему хотели оплатить сведения… Но как можно заплатить ни за что? Ведь этот элегантный господин не получил от него никаких сведений! Да он оказался сущий простак. И, значит, не еврей.

И вдруг Леру словно кольнуло. Он бросился к полкам, на которых хранились подшивки газет, и переворошил последние выпуски. Вот он, нужный номер. А вот скандальная заметка. Он пробежал ее глазами да так и ахнул. Как же он сразу не сообразил? Ведь фамилия фрейлины, с которой крутит амуры русский принц, начинается на букву М. Мещерская? Да! И именно у племянницы княгини Мещерской служила Клара Риветт.

Но тогда получается… что эта молодая особа сама написала на себя донос в газету?

– Ясно как день! – воскликнул Леру. – Как же я сразу не догадался? А Виго… Виго это сразу смекнул! Поэтому и решил не искать Клару!

Он убрал газету и принялся разглядывать купчую, чтобы избавиться от презрения к собственной глупости и недогадливости.

– Я должна вам кое-что сказать.

Вальс, вальс… все любят вальс за то, что, танцуя, удобно разговаривать. Ни у кого нет времени бросать взгляды по сторонам, наблюдать за парами, у всех кружатся головы, все мелькает в глазах, никто ничего не слышит и не видит, кроме того, с кем танцует. Вальс позволяет тем, кто хочет украдкой шепнуть что-то друг другу, остаться вдвоем, побыть наедине, даже если это бал в Зимнем дворце.

– Я должна вам кое-что сказать.

– Да? Что же? Ну говорите, говорите скорее!

– Мы ведь друзья, верно?

– Мы? Да… конечно, моя…

– Что?

– Э-э… я хотел сказать, мой друг, вы – мой друг!

Он хотел сказать – моя ненаглядная, дорогая, – так он не единожды писал о ней в дневнике. Он хотел сказать – моя любимая… но не смог.

Княжна опустила голову, пытаясь скрыть торжество, смешанное с презрением.

– Что же вы хотели мне сказать?

– Я должна посоветоваться с вами по очень важному поводу. Князь Витгенштейн сделал мне предложение. Как вы думаете, выходить ли мне за него?

В первое мгновение Александр почувствовал, что у него подкосились ноги. Он споткнулся… мелькнула мысль, что, будь он женщиной, непременно упал бы в обморок, но он мужчина… Да, он мужчина, а у него в объятиях – любимая и желанная женщина, которая будет принадлежать другому!

– Что с вами, ваше высочество?

Она и не ждала, что эта новость так на него подействует! Кажется, его сейчас удар хватит. Как покраснел!

– Ваше высочество…

Музыка затихла. Пары медленно расходились с паркета, кавалеры сопровождали дам.

Наследник и его визави, княжна Мещерская, стояли посреди зала, и все видели, что цесаревич вдруг схватил за руку фрейлину, однако она, воровато посмотрев по сторонам, отдернула руку и быстро сказала что-то ему, после чего он опомнился и, деревянно ступая, проводил ее к ее месту.

Император исподтишка наблюдал за сыном. Мальчишка сошел с ума! Что же делать? Он вдруг встретился взглядом с князем Мещерским. Чуть повел головой в сторону сына. Вово на мгновение прикрыл глаза: он все понял.

Снова заиграла музыка, закружились первые пары, но великий князь оставался на месте. Мари Мещерская стояла в другом конце бальной залы, и он пытался рассмотреть, не подходит ли к ней князь Витгенштейн. Впервые Александр испытывал неодолимое желание убить человека. Он сознавал, что желание это страшно и греховно, но ни в чем не собирался каяться.

– Ваше высочество, не желаете ли пройти в курильную? – Голос Вово Мещерского вывел его из полузабытья.

– Да, – глухо отозвался Александр. – Нет, лучше на воздух.

Они прошли на балкон. Александр достал портсигар и предложил Вово. Тот знал эту привычку цесаревича: он любил угощать турецкими папиросами, но никогда не угощал сигарами, которые курил только в кабинете и обычно не докуривал до конца.

– Прошу меня извинить, ваше высочество, мне нужно вам кое-что сказать, – начал Вово, и по тому, что Вово обращался к нему так церемонно, даже оставшись с ним наедине, Александр сообразил, что дело предстоит серьезное.

– Нужно – так говорите, – буркнул он, вспоминая, что Мария Элимовна начала свой разговор почти так же. И какой страшный удар нанесла ему!

– Вернее, спросить… – продолжил Вово. – Не сочтите за дерзость, но я бы хотел узнать, что именно сказала вам моя кузина. Все заметили, что ее слова вас потрясли.

Александр мог бы рассердиться за подобную дерзость, но сейчас ему так нужен был участливый совет, а Вово был верным другом.

– Мария Элимовна сообщила мне, что Витгенштейн сделал ей предложение.

Вово кивнул. Чего-то в этом роде он и ожидал.

– Насколько мне известно, князь Николай просил руки Машеньки Вяземской, а вовсе не моей кузины.

– Глупости, – зло произнес Александр. – С чего бы Марии Элимовне сочинять? Она на такое не способна.

Мария Элимовна, по глубокому убеждению Вово, была способна и не на такое, но как довести это до сведения наследника и остаться в живых? Он был искренне привязан к Александру и, даже если бы не получил прямой приказ императора несколько образумить его, рано или поздно решился бы на это, но сейчас ему было страшновато. И все же он решился:

– Друг мой, Александр Александрович, я давно заметил, вернее, все давно заметили вашу склонность к моей взбалмошной кузине, но никто не подозревал, что это так далеко зашло.

– Никуда ничего еще не зашло, – буркнул Александр. – Но зайдет, если мне станут мешать. Вы не понимаете, в каком я состоянии. Я готов на все, я готов даже отказаться от престола, только бы соединиться со своей любимой.

Вово схватился за парапет. Услышать такое от наследника престола… Это не укладывалось в голове! Отбросить все государственное, возвышенное, Богом данное, пойти на всеобщее осуждение и презрение ради какой-то девицы сомнительного поведения, лишенной нравственности? Даже ему, хоть он и знал многое о своей кузине, показалось невероятным то, что он буквально вчера услышал от императора, получившего сведения из Парижа, однако пускать эти сведения в ход в разговоре с наследником ему строго запретили. Да он и сам не решился бы. Император был убежден, что княжна Мещерская случайно проболталась в письме к бывшей камеристке о том, что цесаревич к ней неравнодушен. Вово же не исключал, что вся эта интрига затеяна самой Мари, чтобы скомпрометировать Александра в глазах его датской невесты.