Книга Я тебя никогда не забуду - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Бери ордера на арест обоих. Как их там?
– Воробьев Кирилл и Рыжова Наталья.
– Да, и на обыск квартиры на Герцена тоже. И дуй туда. И смотрите, поосторожней там. Помнишь, что у них пистолет?
До дома, где проживали преступники, ходьбы мне было минут пятнадцать от силы, однако в этот раз я поехал на Герцена с группой захвата и на служебной машине.
Уже давно стемнело. Мы вышли из машины заблаговременно, не доехав до искомого двора полквартала. Я, на правах старшего по званию, сходил на разведку.
Светло-голубого «Москвича» неподалеку от подворотни не наблюдалось. Я счел это плохим знаком. Внутри двора было темно хоть глаз коли. Он освещался лишь белым снегом да огоньками из окон. Однако в бандитской квартире, насколько я ее определил, свет не горел. И это был еще один тревожный сигнал.
Я вернулся на Герцена к своим. Они изображали троицу, готовившуюся взять в гастрономе бутыльмент, и посему мучительно пересчитывали рваные рубли и мелочь. Я пригласил их пройти за мной.
В темноте двора проникновение в подъезд четверых физически крепких мужчин (включая меня) осталось, как я надеялся, никем не замеченным. Мы поднялись на третий этаж. Рассредоточились. Стали звонить, а потом и стучать в дверь: никакого отзвука.
Следователь Воронежский (он тоже был с нами) спросил меня: «Входим?» Я кивнул. «Нужны понятые», – прошептал буквоед Воронежский. Я сделал отметающий жест. «После!» Следователь осуждающе покачал головой, однако кивнул: «Действуй!»
Мастер отмычки, рыцарь скрытного проникновения, что был с нами, открыл дверь, провозившись пару минут.
Квартира была темна и тиха.
Мы осмотрели кухню и удобства. Никого и ничего. В смысле – ничего подозрительного. Воронежский пригласил понятых из числа соседей. Соседушка, типичная пенсионерка-всезнайка, доложила, какая из трех комнат сдавалась и была обитаемой.
Наш взломщик провел нас и туда. И там подтвердились мои самые худшие опасения. Мне показалось, что преступники съехали из квартиры, и, похоже, навсегда. Это подсказывала моя интуиция, она же – оперативное чутье. Впрочем…
Мы плотно задернули шторы и в свете фонарей осмотрели комнату. Имелись также обратные свидетельства, того, что хозяева (точнее, съемщики) ушли ненадолго и собираются вернуться. На диван кучей были брошены несколько мужских рубах и брюки. А на столе – стопка отксерокопированных тетрадных листов. Плюс – еще две тетради, одна из них – ученическая за две копейки, другая – сорок четыре листа в клеенчатом переплете. Такое ощущение, что совсем недавно за столом учили уроки. Или готовились к сессии…
У меня затеплилась надежда: а вдруг они все ж таки вернутся?.. Однако на вешалке у двери не оказалось никакой верхней одежды. В галошнице – никакой обуви, даже тапочек.
– Надо оставлять засаду, – вздохнул я.
– Тебя вызывает Егорыч.
На лице завсекцией Полины Ивановны – странное сочетание: жалости, брезгливости и… опаски. А еще – уважения.
– Егорыч? Кто это?
– Ты дура, что ли? Николай Егорович, наш директор!
Сердце сразу забилось. Директор!.. Такая высота! Я даже и не разговаривала с ним ни разу. Видела только на профсоюзном собрании – он в президиуме сидел. И еще раза два прошелся мимо нашей секции, мазнул по мне взглядом. А потом подходил разговаривать с ужасно подобострастной Полиной Ивановной и мимоходом на меня поглядывал.
Николай Егорович был с виду мужчиной невзрачным: старым, лет пятидесяти. Невысокого росточка, лысовато-седоватый, немного рыхлый. Но лицо волевое, глаза жесткие, руки ухоженные. Прекрасный костюм, дорогой, импортный.
Полина, когда с ним разговаривала, вся трепетала. (Я слов не слышала, глядела издалека.) Начальница покрылась красными пятнами, и голос звучал жалобно. Хотя директор на нее не кричал, не ругался. Говорил тихо-тихо, ни одного словечка не разобрать. А завсекцией, после того как с ним побеседовала и он отошел, вздохнула с огромным облегчением. Строгий мужик.
Конечно, у меня внутри все похолодело. Почему вызывает? Что я натворила?
– Зачем я директору понадобилась? – спросила я осторожно Полину. – Что-то случилось?
В ответ – усмешка, довольно странная:
– Узнаешь. Он тебе сам скажет.
– А когда зовет?
– Прямо сейчас иди.
До конца работы – час. Я быстренько привела себя в порядок. Подмазалась, причесалась.
В подсобку заглянула Полина.
– Чего копаешься? Иди давай.
И я отправилась на третий этаж, где у нас бухгалтерия, касса, партком, профком, комитет комсомола. И кабинеты начальства. Дверь приемной директора обита дерматином, на ней табличка. Я никогда еще здесь не была. Я очень волновалась. А когда переступила порог, сердце и вовсе в пятки ушло.
За пишущей машинкой восседала секретарша. С кем-то разговаривала по телефону и одновременно любовалась своим маникюром. Лицо злое. Зыркнула на меня неприязненно. Я застыла в дверях.
А голосок ее, льющийся в трубку, тем временем источал мед:
– Нет-нет, Василий Михайлович, вопрос практически решен… Позвоните Николаю Егоровичу завтра сами, часиков в двенадцать, и он распорядится…
Нажала на клавишу аппарата, уставилась на меня, спросила коротко:
– Тебе чего?
В душе я возмутилась ее хамством: я ей, что – простая продавщица? Я – молодой специалист, товаровед! Но ответила любезно:
– Меня вызвал Николай Егорович.
Секретарша на секунду нахмурилась, но потом попыталась улыбнуться – не очень-то мило у нее получилось, глаза еще злее стали.
– Новенькая?
– Да, я работаю товароведом. – Пусть знает, что я специалист с высшим образованием.
– Фамилия? – Я назвалась. – Зовут? – Я представилась по имени-отчеству и по усмешке в глазах церберши поняла, что та считает, что отчество для меня явно лишнее. Хотя почему? Я ведь уже не студентка какая-нибудь.
– Садись, подожди, – кивнула секретарша на стул. А сама нажала кнопку интеркома, и голос снова стал медовым и почтительным: – Николай Егорович, к вам тут Рыжова Наталья, – легкая усмешечка перед отчеством, – Иванна… Хорошо… – А потом опять мне: – Жди. – И принялась со скоростью сто ударов в секунду печатать на электрической пишущей машинке, на меня ни малейшего внимания не обращая.
За десять минут ожидания я вся извелась. Все пыталась припомнить свои прегрешения и не находила. Тем паче, что я работаю без году неделя. Ну, опоздала в пятницу минут на десять, электричка задержалась, но кадрам я в тот день, слава богу, не попалась, а Полина ограничилась устным внушением. Неужели завсекцией все-таки докладную на меня за опоздание втихаря написала? Обещала ведь этого не делать!
