Книга Непредвиденная опасность - Эрик Эмблер

— Как же Рашенко мог говорить по телефону, если он немой?

— Он приспособил для этого специальное сигнальное устройство.

— Гм… И все равно не понимаю, почему он дал мне вещи Ортеги.

Залесхофф шумно вздохнул.

— Да потому, мой дорогой Кентон, что для него было бы слишком опасно в таком маленьком городке, как Линц, выйти и купить вещи в магазине. В полиции, надеюсь, вы это понимаете, работают далеко не дураки.

— Что ж, ладно. И каков будет следующий шаг? Наверное, я должен торчать здесь до тех пор, пока вы не убедите полицию Австрии в моей невиновности?

— Верно, — кивнул Залесхофф, — хотя, конечно, на самом деле все далеко не так просто. Ортегу следует обнаружить и разоблачить в строго определенных обстоятельствах. Вовлекать в это меня и Рашенко ни в коем случае нельзя. В любом случае Рашенко должен съехать с квартиры.

— Почему?

Залесхофф не ответил.

— Наверное, потому, — предположил Кентон, — что я знаю, где он живет?

— Не желаете ли выпить еще, мистер Кентон?

— Спасибо. А вы чертовски хладнокровны, не так ли, Андреас? Этот Ортега — отъявленный убийца и негодяй, но лично у меня нет ни малейшего желания сдавать его полиции вместе с признанием, которое он написал, чтобы спасти свою шкуру.

Залесхофф занялся сифоном.

— Что это вы вдруг раскипятились, а? Ведь совсем недавно рассуждали, как это несправедливо, что полиция обвиняет вас. А теперь, когда начала вырисовываться реальная перспектива наказать настоящего убийцу, вам это, видите ли, не нравится! — Он обернулся к сестре. — Вот тебе, Тамарочка, типичный пример англосаксонского мышления.

Девушка достала сигарету из коробки на подносе.

— Не думаю, что мистеру Кентону стоит волноваться, — заметила она. — И просто уверена — вскоре он убедится, что сам Ортега отнесется к этому философски.

— Ну, знаешь ли, моя дорогая, — заметил Залесхофф, — это проявление не самого лучшего вкуса.

Кентон уже хотел потребовать объяснений — он не понял, в чем смысл этой загадочной ремарки, — но тут в дверь громко постучали. Залесхофф извинился, встал и вышел из комнаты, затворив за собой дверь.

— Что происходит? — спросил Кентон.

— Не знаю, — ответила Тамара.

Явная ложь, но Кентон решил не заострять на этом внимания.

— Знаете, — начал он, — я просто теряюсь в догадках. Как это вы могли оказаться замешанной в этом деле? Если это вообще можно назвать делом.

— Да, назвать, пожалуй, можно. Что же касается первого вопроса, я постоянно задаю его себе сама. И не получаю ответа. Надеюсь, скоро настанет день, когда впервые за долгие годы мы с братом позволим себе отпуск. Хотя бы недолго попробуем пожить, как все остальные нормальные люди, подальше от этих безумных и опасных игр.

— Похоже, вам не слишком нравится ваша работа.

— Вопрос не в том, нравится или нет. Вопрос в том, умеешь ты отражать удары или нет.

— И можешь ли подниматься и падать или, лавируя среди змей, одерживать одну победу за другой, так?

— Нет, мне это безразлично. А вот брату — нет. Стоит ему одержать хотя бы маленькую победу, и он абсолютно счастлив. А вот если проигрывает, несчастней его нет на свете человека. Мне же все равно. Просто еще одна очередная дурацкая игра среди змей и лестниц.

— Меня не слишком устраивают эти аллегорические метафоры. Они всегда заканчиваются разной путаницей и ерундой.

— Меня тоже. Плюс тут только один — ты не особенно задумываешься. Брат называет это «философией литерного вагона», поскольку люди не слишком задумываются о цели назначения, когда едут в поездах. Везет себе поезд и везет.

— Да, верно. Знаю по собственному опыту, наездился немало. Однажды познакомился в купе — ехал тогда в Афины — с одним человеком. Он всю ночь не давал мне спать. Объяснял строение Вселенной в терминах игры в покер — накануне он всю ночь провел за этим занятием. И, понятное дело, все время выигрывал.

Тамара рассмеялась, но не успела ответить. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Залесхофф.

Кентон сразу уловил перемену в его поведении. Терпеливое добродушие, с каким он выслушивал Кентона всего несколько минут назад, испарилось, на смену ему пришло выражение какой-то отчаянной беззаботности, интерпретировать которое было сложно. Журналист покосился на девушку, но та равнодушно смотрела в камин, где пылали поленья.

— Извините, что задержался, — сказал Залесхофф. — Просто надо было провернуть одно маленькое дельце.

— Очередное похищение человека или же устранение?

Русский проигнорировал эту язвительную ремарку и присел на край кресла.

— А теперь, мистер Кентон, — начал он, — давайте наконец, как вы любите выражаться, приступим к делу. Надеюсь, мне удалось успокоить вас в том, что касается убийства Борованского. Так что настал ваш черед. Не будете ли вы столь любезны выполнить свою часть сделки и поведать мне, в чем же заключается та ценная информация, о которой вы здесь толковали?

Он произнес это небрежно, почти равнодушно, но за этими легкостью и небрежностью Кентон уловил напряжение парового котла, который вот-вот взорвется. Очевидно, что пока он сидел здесь с Тамарой, произошло нечто важное.

— Итак?.. — произнес Залесхофф.

Кентон кивнул:

— Ладно. Но при одном условии.

— Еще одно условие, мистер Кентон?

— Да, и выполнить его очень просто. Мне нужен шанс, сущий пустяк, по правде говоря. Хочу видеть лицо Саридзы, когда у него отберут фотографии.

— Вы хотите сказать, если у него отберут фотографии?

— Нет. Я хотел сказать «когда».

— Давайте не будем спорить на эту тему! Не вижу смысла встречаться с Саридзой.

— А я не понимаю, как вы собираетесь забрать фотографии, не встретившись с ним.

— Может, и не понимаете. Итак, выкладывайте! Я жду.

— Что ж, ладно, слушайте! — Кентон всем телом подался вперед. — Когда я говорил вам, что Саридза собирается ехать в Прагу, то упустил одну мелочь. Он сказал, что собирается встретиться там с человеком по фамилии Бастаки. И вот когда я ехал в автобусе к границе, то познакомился с англичанином, коммивояжером, с занятным таким человечком мистером Ходжкином. От него и узнал, что этот Бастаки румын и что отец его является одним из крупнейших промышленников страны. У самого же Бастаки имеется завод по производству электрических кабелей, находится где-то на окраине Праги. И еще Ходжкин назвал его одним из крупнейших мошенников на всей территории отсюда и до самого Шанхая. Так что если теперь вы скажете, что это не ценная информация, я готов съесть пальто Ортеги!

Залесхофф медленно поднялся из кресла и подошел к окну. Минуту или две он стоял неподвижно, рассматривая узор на плотных шторах. Затем обернулся.