Книга Не ходи, Эссельте, замуж - Светлана Багдерина

– И я! – просиял Иванушка. – И я тоже, кисонька моя!!!.. Я тоже тебя люблю! Больше всех на Белом Свете! Почему-то…

Спокойный и рассудительный осмотр своих новых владений их высочества продолжали недолго. Случайно обернувшись с вершины холма, покрытого зарослями цветущего вереска, где скоропостижно влюбленные пытались соорудить венки друг для друга, потому что это романтично, и так делают все в их состоянии, Эссельте вскрикнула. При звуке ее испуганного голоса Иванушка выронил свое творение, похожее больше на ершик для чистки бутылок, нежели на что-то, что хоть одна девушка в здравом уме согласится добровольно водрузить себе на голову, и выхватил меч.

– Что там? – зашарил он глазами по кустам, готовый не на жизнь, а насмерть рубиться с неведомым противником.

– Смотри! На море! – с выражением предельного отчаяния на лице принцесса ткнула унизанным колечками перстом в аквамариновые просторы.

– Корабль? – еще не видя цели, оптимистично предположил лукоморец.

– Шлюпка! Шлюпка с каравеллы моего отца!

– Это плохо?

– Это ужасно! Его люди схватят меня, и отвезут в Улад, чтобы выдать замуж за Морхольта!

– За… что?

– За уладское чудовище! Уходим скорее, пока они нас не заметили!..

Но, кажется, предосторожность несколько запоздала: не заметить на серо-зеленом склоне пологого холма метрах в пятидесяти от берега ярко-красное пятно эссельтиного плаща было невозможно, и люди в шлюпке побросали весла, повскакивали с мест и закричали что-то резко и отрывисто, указывая пальцами в их сторону. Потом, похоже, по команде кого-то в сером балахоне и с длинной бородой, снова бухнулись на банки и принялись грести с удвоенной энергией.

– Айвен, скорей, я тебя умоляю!..

Но лукоморца не надо было уговаривать.

Схватив предложенную Эссельте руку, он кинул меч в ножны, и они опрометью помчались с косогора вниз.

Путаясь в юбках, цепляясь ими за все попадающиеся на пути ветки и колючки, подворачивая ноги на каблуках, испуганная не на шутку гвентянка бежала рядом с возлюбленным. Но, непривычная к таким экзерсисам, задыхаясь и замедляясь с каждым метром все больше, она запнулась о камень и растянулась на траве, уронив рядом за компанию и Ивана. Тот мигом вскочил на ноги и нетерпеливо протянул даме сердца еще и руку.

– Быстрее, ласточка, бежим!

– Я… не могу… дальше… – судорожно хватая ртом напоенный ароматом цветущих трав воздух, в изнеможении простонала она. – Я… принцесса… а не скаковая лошадь… Если я сделаю… еще хоть шаг… мое сердце… разорвется… Теперь… всё в твоих… руках… воитель мой…

Иванушка на секунду задумался, но тут же физиономия его просветлела.

– Конечно, дорогая! Естественно, я могу с ними поговорить! Я объясню им всё про нашу роковую любовь, и они обязательно поймут…

– Айвен!!! – Эссельте подскочила, словно увидела Морхольта, недавняя слабость забыта и рассеяна. – Ты надо мной… издеваешься?!..

– Я?!.. – опешил царевич.

– Ты!!! Кто, по-твоему, вступает в переговоры со своими противниками?!

– Я?.. – нерешительно предположил Иван.

– О, боги милосердные!.. – гвентянка воздела к небесам дрожащие поцарапанные шиповником ручки. – Ты не разговаривать должен! Время действовать!

– А-а-а, прости, любовь моя!.. – хлопнул себя по лбу лукоморец. – Какой же я… несообразительный! Давай, я тебе помогу!

И, не говоря больше ни слова, опустился перед ней на колено и принялся усердно отрывать полосу от расшитого золотом подола.

– Что ты делаешь?! – взвизгнула принцесса, рванула раздираемую юбку на себя, и кусок оборки шириной сантиметров двадцать и длиной раза в три больше остался зажатым в ивановом кулаке.

– Но ты же сама сказала, что я должен действовать! – на бедного, потерянного Иванушку больно было смотреть. – А она мешала тебе бежать!

– Так уж начал бы тогда с каблуков!!! – гневно выкрикнула смертельно раненная в самое живое[43]Эссельте.

– Извини, я не подумал… – пробормотал Иван и потянулся за принцессиными туфлями.

– Не будь таким болваном, любимый!!! – резво отскочила гвентянка.

Лукоморец покраснел как рак и торопливо поднялся, втянув голову в плечи.

– Я… что-то не то делаю, дорогая? – еле слышно пробормотал он. – Мне почему-то так кажется…

– Да! В жизни своей я не встречала еще таких… рыцарей… как ты! Или ты никакой не рыцарь? – закралось в ее сердце страшное подозрение.

– Рыцарь, – без колебаний выпалил Иванушка, хотя на самом деле был витязем. – Рыцарь!

– Тогда, как у честного рыцаря, у тебя сейчас есть только два выхода! – принцесса сердито уперла руки в бока. – Запиши или запомни! Ты должен или уносить меня на руках, пока мы не оторвемся от погони, или остаться здесь и сразиться с ними!

– До последней капли крови! – горячо воскликнул вдохновленный на подвиг царевич, не менее горячо желая, чтобы в карманах у него всё же оказалась и записная книжка с грифелем.

– Не бойся, мой рубака, – положила ручку на усаженное репьями плечо кавалера Эссельте и начала инструктаж. – Хоть их и много, но они все без оружия. А у тебя есть…

– Что?! – воскликнул царевич.

– Меч? – Эссельте нерешительно ткнула пальчиком в называемый предмет для наглядности.

– Нет, я хочу узнать, действительно ли ты призываешь меня убить беззащитных людей, дорогая, или я что-то не так понял? – требовательно задал вопрос лукоморец.

– Если ты не убьешь этих так называемых беззащитных, – воинственно уперла ручки в бока принцесса, – они разлучат нас навеки! А что они сделают с тобой, за то, что ты похитил меня, я боюсь даже помыслить!

– Н-но… я тебя не похищал, – недоуменно вытаращил глаза Иванушка. – Это была твоя идея… Ну, про ялик… и побег…

– Какая разница? – брюзгливо фыркнула гвентянка. – Если даже идея и принадлежала женщине, отвечать всегда приходится мужчине. Всемирный закон. Статья сто двадцать шестая.

– Я не стану убивать безоружных людей, мое солнышко, – голова Иванушки склонилась, губы упрямо выпятились, брови нахмурились. – Придумай что-нибудь другое.

– Тогда возьми меня, наконец, на руки, как поступают все нормальные рыцари во всех нормальных романах, и неси!!!

Поставленный перед таким выбором, царевич остановился на варианте втором, крякнув, подхватил на руки девушку ростом с него, сделал три шага, споткнулся о не замеченную вовремя корягу, грохнулся, вскочил, взвалил свою драгоценную ношу на плечо как мешок картошки, и, вихляя и петляя, словно нетрезвый прямоходящий бегемот, и отчаянно желая, чтобы рядом оказался Олаф, со скоростью галопирующей улитки устремился к ближайшему леску.