Книга Крот. Сага о криминале. В 3 томах. Том 2 - Виктор Мережко

В кресле развалился мужчина средних лет с полноватым розовощеким лицом. Он внимательно посмотрел на вошедшего.

– Садись, в ногах правды нет, – сказал он.

– Я и так сижу, – огрызнулся Сабур, – без суда и следствия.

– Ты на стул садись.

Тот сел, посмотрел на начальника:

– Как устроился? Не тесно?

– В тесноте да не в обиде. Не впервой.

– Все-таки не мальчик. После такой жизни, квартиры с видом на Кремль и вдруг – в камере со всяким сбродом. Не обидно?

– Ты что, начальник, перевоспитывать меня собрался?

– Тебя черта с два перевоспитаешь, – засмеялся начальник. – Интересный ты человек, Сабур. Поэтому и позвал. Мне интересно знакомиться с интересными людьми.

– Их тут много, начальник. Жизни не хватит, чтоб со всеми перезнакомиться. Хобби такое, что ли?

– Скорее, сочувствие. Таким людям… интересным… я всегда готов облегчить жизнь.

– На волю выпустишь, что ли? – усмехнулся Сабур.

– На волю – не знаю. А вот отдельную камеру могу.

– Одиночку, что ли? – испугался тот. – За что, начальник?

Начальник рассмеялся.

– Ты не понял меня. Отдельную – это отдельно от всех. Можешь оборудовать как захочешь. Телевизор, сортир, койку, жрачку – выпить, закусить. Но все это за твой счет. Согласен?

– И девку! – добавил Сабур.

– Можно и девку. Только это будет дорого стоить.

– Я человек не бедный.

Петр Петрович Грязнов сидел в своем просторном кабинете за широким столом и вовсю распекал подчиненных.

– …Я не буду спрашивать с них, с этих сопляков! А вот с вас семь шкур спущу! Все начинается с малого! Сегодня, видите ли, он решил просто так… мордобоем проучить непослушного, или какого-нибудь черножопого, а завтра что? Завтра и завалить можно? С этого все начинается! С вашего попустительства! Никакого беспредела, никакого самоуправства, никакого бардака! Только слаженные и ответственные действия! Наши парни – не сброд и не скины, как их называют некоторые газетчики-космополиты! Они – цвет, будущее русской нации! И вы, как старшие товарищи, должны это понимать и воспитывать молодежь! А к тебе, Дмитрий Иванович, особый счет! – повернулся он к седовласому человеку. – Мы же с тобой огонь и воду прошли! Какая была дисциплина?! Куда ты смотришь? Или пора на отдых? Так и скажи – уважу!

– Петр Петрович, – попытался возразить Дмитрий Иванович, – они, эти молодые, совсем из другого теста. У них беспредел в башках с самого рождения. С пеленок, можно сказать!

– Ничего не хочу знать! – заорал Грязнов. – Еще раз услышу, выгоню! У нас должны быть чистые руки и благородные сердца! Все! Все свободны!

Находившиеся в кабинете встали, молча стали покидать кабинет. В дверь просунулась голова секретарши.

– Петр Петрович, к вам сын.

Тот нахмурился, буркнул:

– Пусть заходит.

Секретарша исчезла, а вместо нее в дверях возник Грэг – долговязый парень лет двадцати с длинными волосами, с редкой бороденкой.

– Привет, батя, – произнес он и сходу рухнул в мягкое кресло.

– Сколько раз тебе говорил, не смей называть меня батей! – психанул Грязнов.

– Хорошо, – тут же согласился сын. – Привет, отец.

– Зачем сюда явился? Думаешь, приятно моим подчиненным на тебя такого смотреть?

– Ой, батя, мне болт на них…

– Я сказал – прекрати так меня называть!

– Извини, сорвалось.

Некоторое время отец и сын смотрели друг на друга, затем Грязнов спросил:

– Что, опять денег пришел просить? Пора уже самому зарабатывать. Чего молчишь? Ты на могилу матери хоть раз сходил? Я догадываюсь, чем ты занимаешься… – Открыл ящик стола, вынул оттуда, шприц. – Что это такое?

Сын пожал плечами:

– Ну шприц. Как будто ты не знаешь.

– Хорошо, что мать не дожила до этого. Вот бы обрадовалась.

– Да это приятель оставил. Ну честное слово. Как ты мог подумать?

– Хороши у тебя приятели. Почему забросил музыку? Где твоя гитара? Ты же таскался с ней постоянно! Может уже загнал?

– Ты что, отец! Это ж твой подарок. Я занимаюсь. Каждый вечер. По несколько часов.

– В группе?

– Ну.

– В какой группе? Название!

Сын молчал, с усмешкой глядя на отца.

– Чего молчишь? Мне все доложили. Ни в какой группе ты не играешь, а проводишь время в обществе лохматого отребья. С этой вонючей попсой… И не дай бог, если ты уже и этим стал заниматься, – Петр Петрович угрожающе поднял шприц, – не посмотрю, что ты мой сын. Ты меня знаешь, – Грязнов спрятал шприц в стол, вынул оттуда пачку крупных купюр. – Сколько тебе?

– Сколько не жалко.

– Не жалко… Если на дело, мне для тебя ничего не жалко. И ты это знаешь. Сын… Единственный сын!

– Это на дело. Честное слово, бат… прости, папа.

Отец отшелестел несколько купюр, протянул сыну. Тот не стал пересчитывать, сунул в карман, поднялся.

– На могилу я схожу. Вот куплю цветы, и к маме. Обещаю.

– А делом когда займешься?

– Скоро, отец, скоро. – Он обнял Грязнова, чмокнул в щеку и покинул кабинет.

Тот тяжко вздохнул и опустился в кресло.

Маргеладзе дремал в своем кабинете, забросив ноги на кожаное кресло. Он очнулся от стука в дверь. Возмущенно вгляделся, увидел вошедшего молодого кареглазого кавказца.

– Шалва, дорогой! Прилетел, наконец! Заждался, – Маргеладзе поднялся, широко раскинув руки, пошел навстречу гостю. – Сколько же лет я тебя не видел?!

Шалва улыбался.

– Пять лет, батоно Вахтанг.

– Да, пять лет, пять лет. Встретил бы на улице – никогда не узнал. Красавец. Джигит!

Они обнялись, расцеловались.

– Я бы вас, дядя, сразу узнал. Вы ничуть не изменились. Виски только…

– Что, поседели? – засмеялся тот. – Не стесняйся, говори! Седина мужчину красит. В нашем роду все быстро седеют.

– Да, дядя, у меня тоже серебро в голове проскакивает, – пожаловался Шалва.

– Дорогой племянник, – нахмурился Вахтанг, – хочу попросить тебя вот о чем. Да, для тебя я дядя. Но только по-родственному. Во всех других случаях… когда мы при посторонних… особенно при девушках… я – Вахтанг. Просто Вахтанг! Я не так стар, чтобы меня молодой парень называл дядей. Ты – Шалва. Я – Вахтанг! Понял?

– Понял, дя… Прости, Вахтанг.

– Вот за это и выпьем. И еще – за встречу, – Маргеладзе повернулся к Важе, который бесшумно вошел следом. – Налей нам, Важа, грузинского. Вспомним родину, родных, друзей…