Книга Наследники страны Ямато - Ольга Крючкова

В Исияме подданные сёгуна решили, что их господин сошёл с ума… Но ни один из самураев или сановников не посмел высказаться по этому поводу, опасаясь за свою жизнь.

Манами, жена Хидэёси, будучи не в стоянии смириться со своим положением (сёгун всячески унижал её, отдавая предпочтение молодым наложницам), покончила жизнь самоубийством. Её дочери Наа-химэ и Асаи-химэ навсегда покинули резиденцию в Исияме, удалившись в один из синтоистских монастырей в предместьях Киото.

В Поднебесной окончательно установилось двоевластие. Сегунат, призванный охранять власть императора, как от внутренних врагов, так и от внешних, трансформировался настолько, что стал представлять опасность не только для правящего Яшмового дома, так и для многих даймё, чьё богатство вызывало вожделенную зависть клана Тоётоми.

Часть 3

Тенно – небесный государь

Валун разделил

Бурный поток ручья, но

мчит вода вперёд,

И два рукава реки

Вновь встретятся в потоке.

Император Сутоку[118]

Глава 1

1596 год

Недавно Гендзи-тенно миновало двадцать девять лет. Жизнь научила его простой придворной истине: не доверять своим советникам, Левому министру, Правому министру, как впрочем, и канцлеру… Кто знает, сколько им заплатил Тоётоми Хидэёси.

Гендзи всё чаще ощущал себя одиноким. Его супруга, Яшмовая госпожа, Хикари ничего не понимала в политике и двоевластии. Она предпочитала придворные развлечения и молодых фаворитов, на что император не обращал внимания, ведь он в свою очередь посещал наложниц, которыми окончательно пресытился, ибо каждая молодая женщина принадлежала к какому-либо знатному роду и пыталась заполучить от Гендзи различные привилегии для своей семьи. Император устал, он жаждал покоя… В последнее время его стали посещать мысли о затворничестве, всё чаще охватывало непреодолимое желание надеть простую рясу монаха, остричь волосы и в простых крестьянских гета, пешком, покинуть Киото, уединившись в каком-нибудь отдалённом монастыре, и чем дальше он будет расположен – тем лучше.

Настал час Обезьяны, но Гендзи за весь день так и не отлучался из своих покоев. Госпожа Аояги, обеспокоенная душевным состоянием сына-императора, решила навестить его. Когда она появилась в императорских покоях, Гендзи рисовал тушью. Из-под его тонкой кисти появлялось изображение некой горы, на подножье которой во всей красе раскинулся буддийский монастырь.

Госпожа Аояги тихонько подошла к сыну и заглянула ему через плечо.

– Прекрасная живопись! – одобрительно воскликнула она.

– А это вы, матушка… Да, решил занять себя рисованием…

Аояги села на татами напротив императора.

– Как ваша супруга? – поинтересовалась она из вежливости.

Гендзи не отрываясь от своего занятия, произнес:

– А ежели сердца

Внезапно охладели,

Они – как те следы,

Что тысячами птиц

Оставлены на берегу песчаном…[119]

Император процитировал печальное стихотворение, поставил кисточку в тушечницу и пристально воззрился на матушку.

– Думаю, госпожа Хикари любуется кленовыми листьями вместе со своими фрейлинами. На меня же осень навевает печаль… – признался он.

– Вы слишком утомлены государственными делами. – Заметила Аояги. – Да и потом, ваше супружеские отношения с госпожой Хикари перешагнули тот рубеж, когда исчезает состояние влюблённости, как утренняя дымка в горах, а остаются лишь взаимные обязательства.

Своим замечанием госпожа Аояги попала в цель. Гендзи почувствовал невольное раздражение, он был уязвлён.

– С госпожой Хикари я делю ложе десять лет. Вы считаете, что это слишком долго?

– Конечно. Не мне говорить вам о том, что мужчина не может долго любить одну женщину…

– А мой отец? Я же помню: он боготворил вас!

Госпожа Аояги встрепенулась, на её прекрасных глазах появились слёзы.

– Покойный император любил меня – вы правы. Но не забывал посещать своих наложниц.

Гендзи вздохнул.

– Вероятно, я – плохой любовник…

– О чем вы говорите! Вы произвели на свет троих сыновей и двух дочерей! – возмутилась госпожа Аояги. – Вам просто необходимо поменять наложниц!

Гендзи взял кисточку и сделал ею лёгкий мазок, довершая крышу буддийского храма.

– Наверное, вы правы… – согласился он.

– Я позабочусь об этом, – пообещала госпожа Аояги.

* * *

Тоётоми Хидэёси взирал на своих советников и господина Уми-Мару, который после смерти Акэти Мицухидэ стал доверенным лицом сёгуна и его канцлером. Тоётоми никогда не забывал, как пятнадцать лет назад молодой самурай бросил к его ногам голову заклятого врага Оды Нобунаги, а господин Акэти поведал о таинственном взятии Адзути. С тех пор сёгун во всём советовался с Уми-Мару, которого стали называть при дворе Исиямы, не иначе как Сайто Санэмори. Уми-Мару нравилось это сравнение с героем прошедших времён, прославившего себя подвигами в честь легендарного дома Тайра. Постепенно имя самурая трансформировалось из Уми-Мару в Уми-Сайто. За заслуги перед сёгунатом Тоётоми щедро наградил героя, даровав ему огромное поместье, расположенное недалеко от Киото в предместье Момодзоно, недалеко от дворца Нисиномия, принадлежавшего пятьсот лет назад Левому министру Минамото-но Такахира[120], свергнувшего императора Мураками и взошедшего на трон Поднебесной.

Незадолго до этого сёгун приказал придворным учёным мужам составить генеалогическое древо рода Тоётоми. Его отец и дед чудесным образом преобразились из пехотинцев-асигару в даймё и вёли своё происхождение от императора Сейва Миномото, правившего в эпоху Хэйан. Род Левого министра Минамото-но Такахира принадлежал также к одной из побочных императорских ветвей и сёгун, считая Момодзоно символичным местом, приказал Уми-Сайто восстановить разрушенный дворец Нисиномия. Когда канцлер прибыл в своё новое поместье, дабы осмотреться и назначить достойного управляющего, то застал строения и земли в запущенном состоянии: над поместьем Момодзоно придётся изрядно потрудиться.

Отдав необходимее распоряжения по обустройству нового дома, канцлер, сев на лошадь, в сопровождении отряда самураев, направился к тому месту, где некогда блистал прекрасный дворец Нисиномия.