Книга Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа - Григорий Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечание художественного руководителя[273]. Считаю, что в тех случаях, когда костюм в результате работы над ним не отвечает художественным требованиям, он должен быть заменен, не говоря о таких случаях, которые уже изложены в этом заявлении.
Заслуженный деятель искусств, Лауреат Сталинской премии
Гр. Александров.
10 октября 45 г.
М. КАЛАТОЗОВ – Г. АЛЕКСАНДРОВУ
(копия – тов. Лебедеву-Кумачу В. И.)
Несмотря на Ваши заявления о готовности текстов песен для картины «Весна» в сроки, обеспечивающие нормальный ход съемок, – съемки летней и осенней натуры по этой причине оказались сорванными из-за несвоевременной сдачи текста «Марша»[274], который в окончательном виде до сих пор не представлен Вами на утверждение.
Еще хуже обстоит дело с текстами арий и дуэтов для объекта «Ледяная невеста» и «Цыганская фантазия», которые Вами не представлены на утверждение до сих пор. Как Вам известно, съемки этих объектов должны начаться не позже 1 декабря, а отсутствие указанных текстов всех музыкальных номеров для к/ф «Весна» установлен 15 июля с. г. Таким образом, задержка со стороны тов. Лебедева-Кумача достигла совершенно недопустимых пределов в 5 месяцев.
Учитывая, что дальнейшее нарушение сроков производства картины «Весна» по причине задержки текстов песен категорически нетерпимо, предлагаю Вам закончить всю Вашу работу с поэтом Лебедевым-Кумачом над текстами для объектов «Ледяная фантазия» – к 20 ноября, «Цыганские фантазии» – к 1 декабря и всех остальных номеров для всей картины к 5 декабря 1945 года.
Предупреждаю Вас, что эти сроки являются окончательными, и в случае нарушения первого из них мы вынуждены считать договор с тов. Лебедевым-Кумачом расторгнутым и пригласить для выполнения этой работы другого поэта.
И. о. директора к/с «Мосфильм» М. Калатозов.
16 ноября 45 г.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – Н. ОБУХОВОЙ
Уважаемая Надежда Андреевна!
Не только наша предстоящая работа, но и все мои симпатии к Вам заставляют меня волноваться о Вашем здоровье. Когда сочтете возможным, назначьте встречу, чтобы я мог рассказать Вам все, что мы насочиняли[275]за это время для Вашей киносъемки.
А также объяснить все наши намерения.
Любовь Петровна шлет Вам сердечные приветы.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – С. ЭЙЗЕНШТЕЙНУ[276]
Сейчас кончился Худсовет Комитета, посвященный второй серии Вашего фильма.
По общему мнению, 2-я серия лучше первой – сильнее режиссерски и актерски. Лучше снята и лучше смонтирована.
Новое в цвете так же отмечено множество раз…
Но было много замечаний, таких же, как по первой серии. Пырьев, Дикий, Захаров говорили о нерусскости картины (де, мол, это не Россия!).
Наши генералы считают, что фильм блистателен в области искусства и может служить примером, как надо работать в искусстве кино – но слишком много внимания уделено личным переживаниям царя. Что надо бы наряду с этими сценами показать и преобразования страны, которые он делал как руководитель государства и пр. и пр.
Музыка Прокофьева, по общему мнению, замечательна, а по мнению Хренникова – гениальна.
Все скулили по поводу того, что картина мала по метражу и мала по количеству событий, особенно событий большого государственного порядка.
В результате И. Большаков предложил не делать скоропалительных выводов по такой большой и выдающейся работе, а посмотреть ее еще раз и внимательно изучить ее качества, а также создать Комиссию, которая могла бы спокойно готовить заключение по картине.
В эту комиссию включили и меня. Буду Вам сообщать дальнейший ход событий.
Считаю, что Ваше дело сейчас не думать о картине. Как врачи разрешат, организуем Вам показ цветных роликов, которые все время допечатывают и поправляют. Большаков посылает Вам от имени и по поручению Худсовета письмо с приветами и пожеланиями выздоравления.
Сам я думаю, что это МОГУЧАЯ КАРТИНА – ОГРОМНАЯ СИЛА, и немудрено, что сердце Ваше устало от такой грандиозной творческой и физической работы.
Мне очень нравится Черкасов – есть у него в этом фильме ВЕЛИКИЕ КУСКИ.
Много раз я смотрел этот материал, три раза смотрел фильм, и с каждым разом понимаю все больше и больше. Больше ценю и потрясаюсь.
Знаю, что многие поймут его тоже. Знаю, что он будет «СОКРОВИЩЕМ».
Целую Вас. Душой с Вами!
Прошу о главном – о спокойствии во имя скорейшего выздоровления и возвращения к творческому труду.
Все, все шлют Вам приветы. Мой телефон занят этими «приветами» круглые сутки. Ваша болезнь волнует многих…
Черкасов, Бирман, Жаров, Тобак, Орлова, Прокофьев и множество других людей шлют Вам приветы и пожелания выздоровления.