Книга Палач - Олег Борисов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты когда определяться хочешь? Время идет, а у меня до сих пор временный работник, который спит и видит, как бы съехать.
– Я не понимаю, о чем речь.
– Не финти. Это наш убивец – прост как грош, все на лице написано. А у тебя тройное дно и что-то в глубине спрятано… Не знаю, какой камень за пазухой носишь, но мы здесь работаем вместе. Друг друга по возможности прикрываем, секретов паршивых не держим. И я должен быть уверен в каждом… Слышишь, оружейник? В каждом…
– Что мне теперь, на изнанку вывернуться? – дернулся бывший кавалерист, но Шольц нагнулся поближе и зашипел рассерженной кошкой, наплевав на чужие растрепанные чувства:
– Какого черта ты, как дерьмо в проруби, болтаешься? Взрослый мужик, давно мог бы место в жизни найти. Думаешь, одному так паршиво, да? Одного через колено ломали?.. Это ты еще Изнанку не видел, как следует. Где была армия в первый прорыв, знаешь? На квартирах столовалась. А я, молодой сержант, с другими полицейскими Заречье чистил. От отдела треть осталась, остальных у меня на глазах порвали. И что мне, нужно было размазней по отделу ползать?..
– Думаешь, это дает тебе право?
– Право у нас одно, Веркер! Право – людей защищать!.. Хватит сопли жевать, на это можно не одну жизнь угробить! Возьми себя в руки, глаза разуй… У тебя – шанс, шанс стать человеком. Не куском дерьма, который себя ежесекундно жалеет, а человеком!.. Почему на улицу не выходишь? Что, страх задавил? Тебя, мастера-оружейника? Да ты в коляске можешь хоть метатель установить, никто слова не скажет! Из десяти стволов очередью дашь – любая сволочь мелкой кровавой пылью по стенам размажется… Вот только ты этого не хочешь. Ты в раковину забился и там скулишь, мечтаешь, что за тебя все проблемы решат и на готовенькое пригласят, праздновать.
Сыщик распрямился и закончил, с неприязнью разглядывая побледневшего собеседника:
– Свой страх победить можно только самому. Никто не поможет… И ты либо справишься, из слизняка снова мужиком станешь. Или тебя улица спишет. Поедешь за хлебом в ясный день и от страха окочуришься… Шевели задницей, мастер. Нянек здесь нет. Будет обидно, если ты судьбу в нужник сольешь. Клаккер тебя чуть ли не за образец для подражания держит. Для него разочароваться в тебе будет страшно.
– Какой из меня образец? Как мне надо судьбу строить? – просипел Веркер.
– Такой. Живой и перед глазами. У нашего рубаки полкласса образования, потом армия и бои без перерыва. Голову свернуть – любому за секунду сможет, он даже тварей голыми руками рвет, когда к стенке припрет. А вот читать нормально выучился буквально не так давно. И человек, способный из банки от тушенки соорудить хронометр с кукушкой, – для него, как живой бог. Поэтому – выгребай мозги из бутылки, куда ты их законопатил, и прекращай гнить в конуре… Считаешь, что на улицах опасно? Гуляй на площади. Там наши пацанята каждый угол под присмотром держат, любого постороннего за секунду дежурным унтерам сдадут… Поэтому шевелись, не кисни. Когда встряхнешься, сможешь определиться, что для тебя в самом деле важно. Может, на завод пойдешь. Может, свою мастерскую откроешь. Не знаю. Только не изображай сдохшую амебу, противно… Как проснешься, скажешь. Я тогда слово «временный» из документов вычеркну. А пока не заслужил…
* * *
Клаккер шел по темному коридору на улицу, когда из-за угла выкатилась коляска и тихий голос произнес:
– Решил подвиг старшего повторить, в одиночку грязь разгрести?
– В смысле? – удивился палач.
– У тебя на лице написано, что ты цепочку событий выстроил до конца. Нам сказал начало, потом к окну повернулся и просчитал хвосты. Шольц не видел, а я в отражении заметил… Ты, когда задачки решаешь, очень выразительные рожи корчишь… И явно хочешь в одиночку славу и почет заработать.
– Нужны они мне, – отмахнулся охотник, внимательно разглядывая оружейника. Факт, что его мысли другой человек читает, будто открытую книгу, неприятно удивил.
– Тебе виднее. Но сам рассказывал, что босс с Гжеликой в чужое логово сунулся и чудом живы остались. Тебя найти в какой-нибудь дыре будет трудно.
Клаккер усмехнулся, напялил шлем и щелкнул резинкой очков:
– Не волнуйся, я осторожно. И всего лишь за жизнь поговорить, без стрельбы и членовредительства. Если что узнаю – завтра уже предметно думать станем. Пока лишь вилами на воде.
Веркер вздохнул, но не стал спорить. Потянул рукой мешок, лежавший в поддоне коляски, положил тяжелую ношу на одеяло и распахнул горловину:
– Мне покоя один ошейник не дает. Почти все так или иначе мимо уже прошли, а его нет… Самый большой… Я даже не знаю, какую тварь он может держать на привязи… Вот, возьми. Твой любимый калибр, переделка из «Датта», армейские запасы… Плоский барабан на семь патронов, четыре сменных. Пояс, кобура для дробовика, карманы под барабаны. Все снаряжено картечью с каленым жаканом в придачу. Кирпичную стену не пробьешь, а вот любую нечисть заставишь своим темным богам молиться…
Палач взял в руки оружие и прижал к груди. Казалось, он баюкает любимого младенца. Не дожидаясь, пока собеседник откроет рот и начнет благодарить, мастер достал еще одну толстую трубку и протянул охотнику:
– Капсульный фейерверк… Этим концом хорошенько стукнуть, с другого взлетит красная ракета… Совсем паршиво будет – дашь сигнал. Только скажи, где за небом присматривать, у меня все равно бессонница…
– Я в Заречье буду, – прошептал растроганный Клаккер. – Но все нормально будет, не волнуйся… И спасибо, брат. Это… Это лучший подарок… А мне подарков никто уже давно не дарил… Спасибо…
* * *
Господин Скант помешивал вино в бокале и с интересом разглядывал собеседника. Чужак, о котором так много говорили. Бестолочь, сумевшая приподняться над другими отбросами. Приподняться, угробив настоящий талант. Талант, на котором можно было сколотить состояние.
О состоянии господин Скант мог бы рассказать многочасовую лекцию. Потому что, в отличие от оборванцев Города, убеленный сединой джентльмен давно мог купить одну половину Города и продать другой. Вот только смысла в этом хозяин особняка не видел.
Первые деньги владельцу самой богатой фабрики удалось заработать еще пацаном, торгуя рыбьей требухой на старых пристанях. Тогда же он научился солить рыбные очистки для долгого хранения, чтобы потом прессовать в брикеты и сбывать втридорога холодными зимними месяцами. Наколоть кусков с «плитки Сканта» – и вот тебе рыбная похлебка. Дешево и доступно любому обитателю заводских окраин. А когда умер один из рыбаков и удалось по дешевке купить сарай – дело пошло в гору. Через три года Скант уже был хозяином маленькой фабрики. А еще через два потратил все свободные деньги на взятку нужному человеку и получил военный подряд. Армия закупила тогда несколько вагонов «сухого провианта». И закупала потом еще не раз и не два. Так же, как и заводчане, оценившие дешевизну товара и неприхотливость его хранения. Потом к рыбьей требухе добавились отходы из Солнечной Стороны, с ферм, дальних городов и портов на побережье. Так, неожиданно для самого себя, Скант стал королем продуктов для бедных.