Книга Бегство от Франка - Хербьерг Вассму

— Твой редактор объяснит тебе, что моя роль в романе самая важная! Ведь это я выбрала тебя!

Я нехотя жевала пиццу, пытаясь придумать, как отвлечь ее мысли от моей книги.

— Что-то я не совсем понимаю, Фрида, на чьей ты стороне?

— Ну вот, видишь? Опять эта твоя подозрительность. Ты мне не доверяешь. И не доверяешь своей рукописи. Нельзя давать людям только то, чего, по твоему мнению, они ждут. Вспомни разные книги. Разве тебя, как читателя, мучит, что ты получаешь книгу, какой не просила?

— Нет, но ведь это совсем другое, — нерешительно сказала я. — Меня интересует сама история.

— Вот именно, и Фрида! Ты должна написать эту историю. Ты бежишь не только от Франка, в не меньшей степени ты бежишь и от самой себя. Пустота. Жизнь, мало похожая на жизнь. Потребность писать, чтобы хоть чем-то заполнить ее.

Я не нашла, что ответить. Запястье над пульсом чесалось. Маленькая цепочка небольших красных пятнышек проявилась вдоль толстой синей вены, которая к большому пальцу выглядела, как трезубая вилка. Сперва я с ожесточение скребла это место ногтями, но сообразив, что Фрида наблюдает за мной, стала лишь осторожно поглаживать его кончиками пальцев. Спокойно. Очень спокойно.

— И еще одно, — почти дружелюбно сказала Фрида. — Нет у тебя никакой чесотки! Вообще нет. Никакой!

— Откуда ты знаешь? — спросила я, оглядывая помещение. Кроме нас, в углу сидела молодая пара, но они были заняты исключительно собой.

— Хочу тебя убедить.

Я не ответила, сделала большой глоток из стакана и махнула рукой официанту, чтобы он принес мне еще воды, хотя я не допила и ту, что у меня была. Такой приступ жадности удивил меня самое.

— Разве я не права? — спросила Фрида.

— У тебя тоже есть свои тайны, — вырвалось у меня.

— Какие же?

— Тебе звонят какие-то люди. Мы договорились, что порываем всякую связь с прошлой жизнью. И вдруг ты за моей спиной…

— Вон оно что! Ну, наконец-то! Разве я не рассказала тебе про Аннемур? Ты просто все забыла. Но я могу повторить. У Франка неприятности, к тому же у него новая любовница. Аннемур же в наследство достались его кредиторы и их общие дети. В определенном смысле это типичное положение современной женщины. Во всяком случае, последнее. Аннемур, со своей стороны, отдала детей сестре и ушла в подполье. Но она утверждает, что получает угрозы по своему мобильному телефону и днем и ночью, потому что кто-то думает, будто она располагает деньгами Франка. Ты следишь за моими словами?

Я смотрела в стакан. В воде плавали кусочки пробки. Один приклеился к внутренней стороне стакана. Я осторожно опустила в стакан мизинец и вытащила его.

— Ты хочешь сказать, что мне должно быть их жалко? Что я должна перевести оставшиеся деньги на его или ее счет? Что мы должны вернуться в Осло?

— Нет, зачем же. Ты не должна жалеть Франка. Напротив. Нам осталось нанести ему последний удар.

— Какой же?

— К нам приедет Аннемур! И тебе сразу станет легче. Она вдохновит тебя, объяснит тебе роль Франка. Кроме того, позволив ей тратить вместе с нами его деньги, ты облегчишь свою совесть. Нечистая совесть не для таких, как ты. От нее у тебя начинается недомогание и появляется зуд.

— Ты хочешь все ей рассказать?

— Ты с ума сошла? Таким женщинам всего не рассказывают. Поэтому она неотразимо действует на Франка.

— А если она наведет на нас тех людей? Ведь деньги все-таки у нас?

— Им об этом не догадаться. Думаешь они умеют читать мысли на расстоянии?

— Кто знает? Но тебе не приходило в голову, что Франк, может, для того и посылает к нам свою жену, чтобы разоблачить нас или отомстить?

— Франк не такой! — отрезала она.

— Отношения с Франком научили нас тому, что мало раздеть мужчину догола, чтобы узнать о нем все, — буркнула я.

— Конечно, но в ту минуту, когда ты закончишь раздевать его, наружу выплывет его суть. Франк — хороший дипломат и умеет лгать. Во всяком случае, умеет обращаться с правдой так, как ему выгодно. Но рано или поздно он выдает себя женщинам вроде меня.

— Ты говорила с ним по телефону? — вырвалось у меня.

— Это что, перекрестный допрос?

— Называй, как хочешь. По-моему, пришло время нам обеим лучше познакомиться друг с другом.

— Тебя-то, Санне, я хорошо знаю.

— Возможно, но, по-моему, я не знаю тебя. Зачем ты меня мучаешь, не говоря мне всей правды?

— Я пытаюсь защитить тебя от мелочей, которые ты раздуваешь до размера катастрофы. А это мешает продвижению романа. Собственно, оскорбленной должна быть я — ведь ты не все открываешь мне. Каждый день ты что-нибудь да скрываешь от меня, например, какую роль ты решила отвести мне в своем романе. Несколько раз мне казалось, что ты отвела мне роль горничной или компаньонки, помогающей тебе развеять скуку. А иногда ты посылаешь меня к черту и пестуешь только свои фобии.

Типично для Фриды. Стоит ее немного прижать, она повернет разговор так, что мне приходится защищаться. Но сейчас я не хотела защищаться.

— Мы пригласили к нам Аннемур, чтобы она могла скрыться вместе с нами. Теперь осталось объяснить ей, что жизнь без Франка — тоже жизнь. Только так мы сможем нанести ему удар, — продолжала Фрида.

— Я не желаю Франку зла.

— Санне, есть одна вещь, в которую я не поверю ни при каких обстоятельствах, — это твои усилия быть так называемым хорошим человеком. Эта роль тебе не по зубам. К тому же я никогда не встречала никого, кто в таком, мягко говоря, зрелом возрасте имел бы столько поводов для мести, сколько ты. А что касается Франка…

В двери вошел какой-то человек и с вопросительным взглядом направился к нашему столику. У меня бешено застучало сердце, словно хотело вырваться на волю. Я старалась не встречаться с ним глазами. Так было вернее. Из надетой на плечо сумки у него торчал журнал, на котором было написано Мотц. Берлинер Штрассемагазин. Я уже видела раньше этот журнал. Вместо того, чтобы просить милостыню, его продавали в пользу безработных и бездомных.

— Все, я больше не могу. Мы сворачиваем свое путешествие и возвращаемся в Осло, — сказала я и дала человеку с журналом пять евро. С болтающейся на плече сумкой он быстро перешел к другому столику.

— Нет! Мы встретимся с Аннемур в Провансе, — решительно возразила Фрида.

Эти слова грохнули о столик передо мной. Я не спускала глаз с лежащего на нем красного телефона.

По какой-то ассоциации я вспомнила одну нашу прогулку по району, который раньше находился за Стеной. Полупустые стоянки со старыми неуклюжими «трабантами», серые дома, мусор. Кое-где кто-то использовал этот хлам для создания так называемых инсталляций. На старой филенчатой двери было написано: «Не смейся без причины».