Книга Ненавижу семейную жизнь - Фэй Уэлдон

Мы вспоминаем о своих кулинарных фиаско, которые нам довелось пережить, и об унижении, которое испытываешь после такого конфуза. Дружно решаем, что сейчас почти невозможно приготовить блюдо, которое пришлось бы по вкусу всем. Конечно, это и раньше было нелегко. Когда в начале пятидесятых Серена ушла от очередного мужа, один из его приятелей (у него был магазинчик в Баундс-Грин, эту деталь она хорошо помнит) сказал, она сама его слова слышала: “И слава богу, что ушла, ее стряпню в рот взять нельзя”. Она потом за милю обходила Баундс-Грин и ни разу не вспоминала этот эпизод, но ей до сих пор стыдно.

Серена отлично помнит, что именно готовила тому мужу пятьдесят лет назад. Старалась, всю душу вкладывала, варила грибной суп на бульоне из свежей курицы, тушила говядину с овощами в горшочке, ждала доброго слова. Ей бы, по тем временам, открыть банку консервированного супа, говорю я, да с гренками, да поджарить курицу, тогда это был предел мечтаний. Серена говорит, надо надеяться, приятель мужа просто ничего не смыслил в кулинарии и ее стряпня тут ни при чем.

— Еще бы, я уверена, — говорю я.

И вспоминаю, как жарила телячье филе под лимонным соусом в крошечной кухоньке на Ротвелл-стрит — чтобы угостить Джорджа и Серену и нового претендента на роль моего поклонника. Я так волновалась, что сильно не дожарила мясо, целые слои жира в кусках остались совсем сырыми. Серена и Джордж из деликатности свои порции съели, а мой соискатель отодвинул кусок к краю тарелки, а когда позвонил на следующий день и стал хвалить обед, говорил, как ему было приятно познакомиться с моей семьей, такие интересные люди, и давайте пойдем в субботу в театр, то я сказала, что, к сожалению, пойти с ним не смогу, я уезжаю на полгода.

Сейчас я подаю своим гостям печеный картофель, курицу и салат. Если гости хоть сколько-нибудь особенные, жарю картофель на сковороде, а так скорость важнее вкусовых ощущений, в микроволновой печи семь минут — и готово.

Хетти молода, честолюбива и полна сил, поэтому, когда ей говорят, что мидии мариньер всем надоели и что морские гребешки гораздо интересней, она верит. Что ж, не рискнешь — не победишь. Она сейчас проиграла, но это для нее полезно.

Во второй половине дня, когда шофер уже заехал за Сереной и увез ее домой, Хетти снова звонит. Я спрашиваю ее, что там Агнешка, и она рассказывает, что Мартин решил подбросить ее до церкви, она будет заниматься цветами у отца Фланагана. Агнешка перестала так плотно общаться со своей подругой-огородницей из Нисдена и проявляет интерес к делам местного прихода. Хетти это всячески поддерживает.

— Агнешка ведь живет в чужой стране, ей, я думаю, бывает очень одиноко. Я очень рада, что она хочет влиться в нашу жизнь.

Хетти, видимо, то ли забыла, как подвела ее Агнешка с морскими гребешками, то ли простила ее. Я спрашиваю, в чем Агнешка ходит в церковь — в своих вещах или в ее, Хетти, одежде, и Хетти говорит:

— Господи, какая ты вредная. Ну, надела она мои джинсы, да, потому что я в них не влезаю. Но рубашка-то ее собственная.

Хетти что-то жует. Я спрашиваю, что она ест, и она объясняет — это морковно-ореховое печенье, Агнешка испекла.

Агнешка и интернет

— Барб, ты только послушай, я должна тебе все рассказать, — говорит Хетти на следующее утро, придя в агентство “Динтон и Селтс”. — Захожу я вчера вечером в Агнешкину комнату, когда она ушла танцевать свой танец живота, открываю ее ноутбук — он сам загрузился, — а он весь забит порнухой. Настоящее жесткое порно: девицы с огромными сиськами, и чего только они не вытворяют друг с другом, трое мужчин и одна девица, ну и так далее, и так ярко, крупным планом, вот-вот выпрыгнут в комнату с экрана. И тут же рядом спит Китти.

— Ну, Китти ничего не поймет, даже если и проснется, — говорит Барб. — Если уж такое загрузишь в компьютер, потом не избавишься, само будет появляться во всплывающих окнах.

— Я хотела поговорить с Агнешкой, ты считаешь, не стоит?

— По-моему, не стоит, — говорит Барб. — Она только смутится или обидится и уйдет, как ушла от Элис.

Барб полирует ногти. Ее совсем не тошнит по утрам, между коротеньким лайковым пиджаком и брюками, там, где мелькает сексуальнейшая полоска обнаженного тела, когда она поднимает руки, у нее появилась элегантная припухлость, маленькая, аккуратная, в обхвате крепких тренированных мышц. Уж Барб не разнесет, как разнесло Хетти, когда она была беременна Китти. Может быть, Барб продала душу дьяволу? Барб с Тэвишем договорились никогда не вспоминать, что он настоящий отец ребенка, отцом будет считаться Алистер, он уже внес свою фамилию в списки будущих учеников самых престижных школ. Хетти сомневается, что Барб посвящает в свои тайны ее одну. Она уже рассказала обо всем Мартину. Но так или иначе, а Барб выйдет сухой из воды. Ей повезет, потому что она верит в удачу.

— Но ведь на УЗИ будет видно, что срок другой, — говорит Хетти. Но Барб ее уверяет, что медицинские показатели Алистера не интересуют, хорошо еще, если он хотя бы отвезет ее в роддом, когда настанет время рожать. Может быть, ей придется самой вызывать себе такси. Хетти говорит, что именно так ей и следовало в свое время поступить — это когда у нее начались схватки. Мартин перессорился с бригадой “скорой помощи” из-за того, какой дорогой быстрее доехать до роддома. Кто-то из бригады позвонил в роддом и предупредил, что с роженицей едет нервный папаша; Хетти уже давно отвезли в предродовую, а Мартин все продолжал доказывать, что надо было ехать, как он предлагал. Добрая акушерка успокаивала Хетти — такое-де случается сплошь и рядом. Гнев избавляет от страха. Китти шла ножками вперед, и в этом Мартин тоже почему-то обвинял роддом, да еще как громко обвинял. Тем не менее все остались живы.

— Мужчины! — дружно вздыхают подруги.

И переключаются на следующий сюжет. А сюжет этот — новая писательница, она написала потрясающий роман, его с руками оторвут, только вот сама она пучеглазая как рыба и с бульдожьей челюстью, поэтому непонятно, в какой коллектив лучше передать рукопись для скорейшей публикации — где сплошь одни женщины или где преобладают мужчины? Решают, что мужчины отнесутся к писательнице более доброжелательно.

В кабинет Барб звонит Хилари и говорит, что у Хетти телефон чуть не взорвался от звонков, никто трубку не снимал, ну она пошла и ответила, это оказалась няня, она хотела поговорить с Хетти. Хилари ей сказала, что если что-то случилось, пусть свяжется с отцом ребенка, при нынешних умонастроениях в обществе отец как родитель, естественно, играет не менее важную роль, чем мать. Лично она, Хилари, считает, что это уж чересчур — давать отпуск по уходу за ребенком не только матерям, но и отцам, это дискриминация по отношению к тем, кто решил не рожать детей. В результате всех этих инициированных правительством нововведений увеличивается отпуск избранных счастливчиков, причем за счет налогоплательщиков. Но никто Хилари уже давно не слушал.

Хетти убежала со своим мобильным туда, где слышимость была лучше, и позвонила домой. Ответил Мартин. С Китти все в порядке, она веселенькая, играет в своем манеже, а вот Агнешка в ужасном состоянии. К ней приходили из иммиграционной службы, она рыдает. Нет, Хетти не нужно приходить домой. Конечно, Мартину все это не слишком удобно, но “Деволюция” два-три часа обойдется без него: они с Хетти еще до рождения Китти договорились, что будут ухаживать за ребенком на равных, так что все правильно. Он редактировал на работе статью о религии, этике и политике, так в ней не было ни одной живой остроумной строчки, и он с радостью от нее сбежал.