Книга Путь к порогу - Антон Корнилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Архимаг Раншаль всплеснул руками. А министры понимающе завздыхали. Легкая досада на главу Сферы Жизни, прервавшего развлечение, вылилась во вполне понятное королевское упрямство. Должно быть, каждый монарх, трезво осознавая, что он смертен, как и все прочие люди, в глубине души предполагал, что боги хранят его жизнь с особым тщанием.
— Я прошу ваше величество прислушаться… — снова завел свое Раншаль.
— А я прошу мне не перечить! — возвысил голос Ганелон и взмахнул рукой, что значило: аудиенция окончена.
— Ваше величество! — поднялся со своего места Гавэн. — Позвольте мне сказать.
Ганелон, поколебавшись, кивнул. Мнение первого министра он ценил — как иначе первый министр стал бы первым министром?
— Ваше величество, — в преувеличенно искреннем смущении одергивая рукава шикарного камзола, заговорил Гавэн, — бывает так, что боги открывают линии судьбы ничтожным из нас… — он коротко оглянулся на архимага и поправился, — как и самым достойным. Боги выше всякого рода предпочтений. А ваша жизнь столь важна для королевства… и для всего мира людей, что даже малейшая опасность грозит для всех неминуемыми бедами! Не убоюсь сказать: ни в коем случае нельзя выезжать вам завтра из дворца. Можете казнить меня, если таково ваше желание, но я лучше лишусь головы, чем мир лишится самого наимудрейшего и наимилостивейшего монарха. От лица всего человечества я нижайше прошу вас…
Ганелон в недоумении дернул себя за бороду, и Гавэн смолк. Министры затаили дыхание…И король вдруг расхохотался.
— Ты смотри мне! — погрозил он потупившемуся первому министру пальцем. — Если завтра на охоте, куда я, так уж и быть, не поеду, ничего не случится… Как бы и вправду твоя многомудрая голова не отделилась от тела!
— Ради безопасности вашего величества и процветания королевства я готов на все! — горячо заявил Гавэн.
…Вечером того же дня Гархаллокс в коляске, запряженной тройкой сытых коней, прибыл к башне Константина. Состоявшийся немедленно разговор оказался короток.
— Мне кажется, — молвил Гархаллокс, — что тебе не стоит беспокоиться о происшествии, которое непременно должно случиться на королевской охоте. За тебя об этом побеспокоятся другие… чтобы не лишиться многомудрой головы.
— Почему? — заинтересовался Константин. — Я подготовил довольно забавную вещь: вместе с королем и его людьми на черного вепря вздумает поохотиться залетная горгулья. И в самый последний момент она решит сменить жертву…
Старший хранитель библиотеки Сферы Жизни подробно пересказал то, о чем говорили в Западной трапезной королевского Дарбионского дворца.
— Этот Гавэн… — задумчиво проговорил Константин. — Он мне интересен. Ты говоришь, что он тщеславен, хитер, смел и умен настолько, что золоту предпочитает реальную власть?
— Так и есть.
— Посмотрим, что он предпримет завтра, — решил Константин. — Но горгулья все-таки навестит Колючие Заросли. Пусть этот первый министр постарается оправдать королевское доверие, но и тебе надо заслужить его уважение. Так ты скорее станешь советником архимага Сферы Жизни.
— Я уже думал об этом. Но… два покушения в одно время — это слишком. Как бы одно из них и вправду не удалось.
— Успокойся. Облик горгульи приму я сам. Кстати… хорошие лошади. И неплохая коляска!
Улыбнувшись немного смущенно, Гархаллокс поблагодарил мага.
— Хотя скромному книжному червю, как мне кажется, не полагается столь явно выделяться, — добавил Константин.
— Мои доходы позволяют иметь коляску, — возразил Гархаллокс. — И… ведя жизнь аскета при дворе, я выделяюсь еще больше.
— Пожалуй, ты прав, — подумав, проговорил Константин. — Присмотрись к этому Гавэну. Но осторожно! Потому что после сегодняшнего дня, я уверен, он будет присматриваться к тебе сам. Постарайся понравиться ему — то бишь стань полезным. И еще… я знаю, что ты все же продолжаешь поиски Цитадели Надежды.
— Но не в ущерб общему делу.
— Могут пойти слухи. Легенда о Цитадели Надежды еще весьма популярна в Гаэлоне. Впрочем, я тебе доверяю… О чем еще говорят при дворе?
— На севере Скалистых гор пало подряд несколько мелких княжеств…
— Снова Ухрам?
— Да. Этот молодой князек последователен и амбициозен много больше, чем мы предполагали. Он не остановится, пока не завоюет все Скалистые горы.
— А что намерен предпринимать его сиятельный сосед — Ганелон?
— Ничего, — пожал плечами Гархаллокс. — Что могут значить дрязги грязных варваров для просвещенного повелителя могущественного государства?
— В Скалистых горах не менее десятка княжеств. Объединившись под началом одного правителя, они будут представлять серьезную опасность для приграничных королевств К тому же… они могут обратить внимание на эту ситуацию.
Гархаллокс поднялся со стула и поклонился.
— Я займусь этим, — сказал он.
* * *
Слух о готовящемся зрелище разнесся по окрестностям быстро. Развлечений в этом краю было все-таки маловато, поэтому люди, желающие посмотреть на порку, начали стекаться с близлежащих деревень и поселений уже к вечеру первого дня.
Первыми в Лысых Холмах, как водится, появились торговцы и потешники со своими балаганами и тряпичными куклами, пляшущими на нитях. Кто победнее до побережливее, заночевали близ деревни. Кто побогаче — сняли комнаты в «Золотой кобыле». Для них Жирный Карл — к большому неудовольствию Марлы — устроил показательный выход в трапезную пострадавшего Сэма. Парня выводили под руки Сали и Лыбка. Сэм тряс замотанной тряпками головой и жалобно стонал.
Этот ход себя оправдал вполне. Наутро воскресенья на втором этаже харчевни не оказалось ни одной свободной комнаты, а трапезная была забита под завязку, не успело взойти солнце. Жирный Карл втайне сожалел о том, что следы крови со стен, пола и потолка тщательно замыли, и даже ездил к Маралу с предложением отложить наказание хотя на один день. Но староста не согласился. «Барыши барышами, — сказал он, — а дело затягивать не годится. Слышал, что народ промеж себя говорит?»
Карл слышал. Пришлым преступник представлялся огромного роста злодеем со зверской физиономией, обладающим чудовищной силой. Он сам уже немного побаивался, как бы не вышло конфуза, когда на помост, который теперь на скорую руку сооружали перед храмом Нэлы, выведут избитого и заморенного двенадцатилетнего мальчишку. Но жажда наживы пересиливала этот страх. «В конце концов, — успокоил Карла Марал, — и после наказания народ на денек-другой задержится…»
К полудню площадь перед храмом (попросту — относительно ровная небольшая каменная площадка) была заполнена громогласно гомонящей толпой. Половина из пришедших полюбоваться на порку были уже пьяны. Люди толкались у торговых палаток, установленных поодаль, где продавалось или выменивалось на продукты и звериные шкуры вино по такой цене, что в другой день никто бы и не подумал ее платить. Толкались и возле балаганов, которые уже понемногу, один за другим, начинали сворачиваться — ибо наступало время главного представления.