Книга Антидот. Противоядие от несчастливой жизни - Оливер Буркеман

Но как именно следует к этому подходить? Отрицание смерти не похоже на большинство проблем, которые угнетают нас так сильно, что мы вынуждены искать способы их разрешения. Как правило, оно вообще не воспринимается в качестве проблемы. Подсознательное ощущение собственного бессмертия существенно облегчает жизнь до того момента, пока вы способны его испытывать. Каким же образом мы можем побороть этот инстинкт и сделать сознательный выбор в пользу понимания смерти как составной части нашей повседневной жизни?

Решение подобной задачи подразумевает наличие философских знаний и психотерапевтических навыков, и я решил обратиться со своими вопросами к Лорен Тиллингаст, которая на своем сайте и на визитных карточках именуется «философом-психологом». Она относится к современным философам, считающим, что эту науку следует вернуть к ее основам, к тому, чем она была во времена Сократа — врачебной практикой, предназначенной для исцеления души, а не оторванным от жизни академическим теоретизированием. В том, что касается теории, у Тиллингаст все в порядке — она публиковалась в философских журналах со статьями вроде «Классифицирующие смыслы термина искусство» или «Что есть адъективное определение?». Но у нее был и свой консультационный кабинет на Манхэттене — светлая, удобно обставленная комната в ветшающем офисном здании, в котором, кроме нее, расположились практики психотерапевтов, психиатров и психологов более традиционного толка. Ей было чуть за сорок, и она излучала профессиональную дружелюбную нейтральность, свойственную женщине, которая по роду работы обязана непредвзято воспринимать проблемы других людей. Лорен усадила меня в кресло, угостила мятным чаем в белой фарфоровой чашке и не повела бровью в ответ на мое предложение поговорить о смерти, а точнее, о том, как можно научиться жить с постоянным осознанием собственной смертности. «Ну, это очень обширная тема», — сказала она. Но начинать с чего-то нужно, и мы решили начать с Эпикура.

Чтобы почувствовать себя спокойнее в отношении своей смерти, в первую очередь следует попытаться не испытывать такого ужаса при мысли о ней. (Если у вас не получается, вряд ли вы сможете продвинуться дальше в этом вопросе.) Тиллингаст пояснила, что философы часто пробовали достичь этого с помощью логического подхода: если вас можно убедить в иррациональности страха смерти, вам будет легче избавиться от него. Один из самых ранних опытов предпринял современник первого стоика Зенона Китийского древнегреческий философ Эпикур. До него ученые мужи в целом были согласны между собой в том, что смерть не является окончательной, и лучшим аргументом против страха была прекрасная возможность загробной жизни. Довод Эпикура был прямо противоположным: он указывал, что, если жизнь не продолжается после смерти, это еще более прекрасное основание не испытывать ужаса перед ней. Он утверждал: «Не должно бояться смерти: пока мы существуем, нет смерти; когда есть смерть, нас более нет». Можно бояться болезненного умирания, можно бояться испытать боль потери близких, но здесь мы не рассматриваем ужасные страдания, причиняемые таким горем. Но боязнь оказаться мертвым самому лишена смысла. Смерть означает конец субъективных ощущений, и, следовательно, с ней прекращается всякая способность ощутить состояние, которого мы так боимся.

Как выразился Эйнштейн, «страх смерти — наиболее неоправданный из всех возможных, ведь с мертвым ничего уже не случится».

С такой точки зрения самый большой из страхов, управляющих нашей жизнью, выглядит не более чем ошибкой: представляя себе смерть, мы имеем в виду нечто, похожее на погребение заживо, — полное лишение всех атрибутов жизни с сохранением возможности ощущать их отсутствие.

Сильным аргументом против такого мнения служит то, что наш страх происходит не из ложных представлений о смерти, а из того факта, что мы вообще не можем представить ее себе. Примерно так смотрел на это Фрейд: то, что мы называем «страхом смерти», на деле является скорее судорогой ужаса перед чем-то совершенно невообразимым. Но как указывает современный философ Томас Нэйджел[84], этот аргумент также не вполне состоятелен, поскольку в «непредставимости» не содержится ничего самого по себе ужасного. Мы не представляем себе, что значит погрузиться в сон без сновидений, но делаем это каждую ночь, и лишь немногие испытывают при этом страх. «Люди, испытывающие отвращение к смерти, обычно не испытывают отвращения к бессознательному состоянию», — язвительно замечает Нэйджел.

У Эпикура был еще один, связанный с предыдущим, довод в пользу того, что не следует бояться смерти, который стал известен под названием «аргумент симметрии». Он задает вопрос: почему вы боитесь вечного небытия смерти, если не страшитесь оглядываться в вечное небытие, предшествовавшее вашему появлению на свет — ведь для вас это, по сути, та же вечность и то же небытие? Владимир Набоков открывает свои мемуары «Память, говори»[85]знаменитыми строками, повторяющими эту мысль: «Колыбель качается над бездной. Заглушая шепот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально черными вечностями. Разницы в их черноте нет никакой, но в бездну преджизненную нам свойственно вглядываться с меньшим смятением, чем в ту, к которой летим со скоростью четырех тысяч пятисот ударов сердца в час».

Если вам не вредит то, что вы еще не родились, логично предположить, что не следует опасаться и вреда в состоянии смерти. Но, конечно же, по словам Тиллингаст, «большинству людей бесполезно указывать на нелогичность страха — это не помогает избавиться от него».

Есть и еще одна проблема со всеми усилиями сделать состояние смерти менее пугающей перспективой: а почему мы вообще считаем проблемой именно это? Рассуждая о собственной смертности, мы в действительности огорчаемся тому, что перестанем жить и утратим все прелести жизни. «Люди обычно приходят ко мне не потому, что боятся забвения, приходящего со смертью. Гораздо больше их волнует, что прекратится все, делающее жизнь жизненной», — говорит Тиллингаст. Конечно, будет справедливым заметить, что вы не сможете испытать на себе лишения этих прелестей жизни — вас уже не будет, и потому страх перед этим неоправдан. Но, как возражает Нэйджел в своем эссе, которое называется просто «Смерть», то, что не надо бояться смерти, не означает, будто она не является злом. В качестве аналогии он предлагает взрослого, после травмы головного мозга превратившегося в интеллектуальном плане в трехлетнего ребенка. Он может прекрасно чувствовать себя в таком состоянии, но все согласятся: с тем с взрослым человеком, которым он был когда-то, случилось нечто страшное, и совершенно неважно, что того человека уже не существует. Какими бы убедительными ни казались вам аргументы Эпикура против страха смерти, из них не следует, что она не является злом.

Это главное различие, благодаря которому идея о том, что ясное памятование смерти может способствовать более счастливой жизни, становится понятнее. До тех пор, пока мысль о вашей смертности ужасает вас, вы не готовы проглотить горькую пилюлю Эрнеста Беккера и сознательно посвящать больше времени размышлениям о собственной смерти. С другой стороны, попытка воспринимать смерть как добро скорее всего окажется выше ваших сил. Это, наверное, и нежелательно, поскольку может заставить вас меньше ценить жизнь. Но воспринимать смерть как то, чего не следует бояться, понимая, что она представляет собой зло, поскольку вместе с ней заканчиваются определенные вещи, может быть идеальным срединным путем. Это совершенно приземленный, прагматический и стоический довод: