Книга Черный хрусталь - Алексей Бессонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Постарайтесь поменьше их демонстрировать. Тебя, Мат, это тоже касается.
Я пожал плечами и передвинул кобуру правее, пряча ее под полой куртки. В этот момент калитка вдруг распахнулась, и перед нами склонился в поклоне жирный евнух, оснащенный парой кинжалов и пистолетом за поясом.
– Ну и пират, – буркнул про себя Бэрд, проходя вслед за Эйно на территорию усадьбы.
Слуга провел нас каким-то глиняным туннелем с узкими каплевидными окошками в боках, и вот мы вошли в дом – которого, кстати сказать, снаружи почти не видели. Воистину, в Бургасе царили странноватые нравы.
Оставив нас в небольшом помещении, вся обстановка которого состояла из грубых циновок на глиняном полу, кастрат сделал знак подождать и исчез, скрывшись за занавесями. По виду Эйно я понял, что такая любезность начинает действовать ему на нервы. Однако ждали мы недолго: не прошло и минуты, как в комнату вошел высокий светлобородый мужчина в высокой шапке, украшенной жемчугом и расшитой серебром жилетке, наброшенной на голое тело. Вместо шаровар на нем была длинная черная юбка из какой-то плотной материи.
– Четыре к семи, – произнес Эйно, глядя ему в глаза.
Хозяин поклонился и ответил по-пеллийски с сильным, режущим ухо акцентом:
– Пять от десяти. Меня зовут Ромир. С этой минуты я ваш слуга. Пожалуйте в трапезную.
Есть? Здесь? Что же они мне предложат – протухший бараний жир и кашу из кислой соломы? Попытавшись представить, чем нас будут сейчас кормить, я скривился и ощутил спазм в желудке. Наверное, следовало бы прихватить что-нибудь с «Брина». Бэрда, по-видимому, посетили те же самые мысли. Поглядев на меня, он незаметно провел рукой по горлу и сморщил нос – однако же мы ошиблись, да еще и как.
Двигаясь за хозяином, мы вдруг оказались в светлом и просторном зале, где стоял круглый, застеленный тяжелой скатертью стол и несколько высоких стульев. С низкого потолка свисал на цепи витой светильник, чем-то похожий на раковину морской улитки. А на столе не было ничего похожего на бараний жир.
– Я как раз собирался обедать, – словно извиняясь, проговорил Ромир и попытался помочь Эйно сесть на стул, но был вежливо отодвинут в сторону.
Я услышал, как Бэрд тихонько свистнул сквозь дырку в зубе. Посреди стола находилось блюдо с молочным поросенком – жареным, с корочкой, обложенным какими-то травками и овощами. Рядом плавал в соусе жирнейший каплун. Горки риса на небольших тарелках, небольшие белые хлебцы и бесконечное разнообразие свежайшей зелени…
Да, сказал я себе, вот тебе и урок. Не суди о жратве по кислым овчинам. Надеюсь, повара господина Ромира не переперчили каплуна?
Мы с Бэрдом довольно бесцеремонно разодрали несчастную птицу, оставив хозяину поросенка. Эйно, это я понял сразу, есть не собирался вовсе, он лишь прикусил зубами хлеб и бросил в рот подсоленный пучок травы. Он выглядел задумчивым.
– Я зашел в Бургас для того, чтобы пополнить запасы, – довольно туманно начал он. – Еще мне нужны лошади, не меньше сорока самых крепких и выносливых лошадей. Я в них плохо разбираюсь, и поэтому рассчитываю на вашу, дорогой Ромир, помощь…
– Все, что смогу, – несколько подобострастно отозвался хозяин. – Лошадей – буквально сегодня. Какие припасы будет угодно закупить вашей милости?
– Всего понемногу… это, в сущности, не главное. Скажите, Ромир, вам приходилось слышать о кхуманах?
Ромир кашлянул.
– Приходилось, – кивнул он, откладывая в сторону двузубую вилку. – Только не здесь. Там, где я… там, где я жил раньше.
– Да, я знаю, что на родину вы вернулись не так давно. А здесь? Разве Бургас не торгует с рашерами?
– Эпизодически, не более того. Лауда не является торговым перекрестком, вы должны это знать. Торговцы-рашеры заходят в наш порт не чаще одного-двух раз в год, они не имеют здесь ни постоянных представителей, ни постоянных интересов. Бургас вообще стоячее болото. Здесь ничего не происходит, сатрапы мало интересуются даже своими собственными территориями. На окраинах страны вообще не платят податей – их просто некому там собирать.
– Рай для капиталовложений, – хмыкнул Эйно. – Значит, я не могу рассчитывать найти здесь проводника-рашера?
Ромир потер ладони, глотнул из грубого серебряного кубка и опустил голову.
– Я здесь недавно, – сказал он, – и все еще плохо ориентируюсь в ситуации. Но думаю, что – нет. Ни я, ни кто-либо из моих друзей и знакомых, никто из нас и понятия не имеет о каких-либо рашерах, проживающих в Лауде. Боюсь, что их здесь просто нет. Бургас – довольно изолированное место…
– Я это уже понял, – немного раздраженно ответил Эйно. – Что ж, раз так, давайте заниматься припасами и лошадьми…
Лошадей грузили на рассвете.
Я проснулся от того, что где-то неподалеку раздалось жалобное конское ржание. Открыв глаза, я решил, что это был сон, и собрался было перевернуться на другой бок, чтобы продолжить путешествие по стране ночных миражей, но тут ржание повторилось.
«Я свихнулся? – со страхом подумал я. – Это уже галлюцинации?»
Крики матросов, пробившиеся через закупоренный иллюминатор, заставили меня вспомнить о том, что вчера князь расплатился за целый табун копытных, которых должны были доставить на борт до утреннего горна. Горном, раздававшимся со всех храмов, в Лауде начинали очередной день. Я не очень уразумел, когда же он должен вострубить, но понял, что вскоре после того, как солнце приподнимется над горизонтом больше, чем на палец.
Стало ясно, что спать дальше мне уже не придется. Я кое-как умылся и, постукивая зубами от холода, впрыгнул в теплое белье, натянул кожаные штаны, фуфайку и куртку. Вечером я затопил в каюте небольшую печурку, но, видимо, дрова она пожирала с бешеным аппетитом – к утру каюта выстудилась так, что в ней впору было готовить прохладительную воду.
«Вчерашняя ночь была гораздо теплее», – подумал я, поднимаяясь по трапу наверх.
За погрузкой наблюдал Иллари, заспанный и злой. Увидев меня, он молча протянул мне флягу с ромом и заорал:
– Да что ж вы ее мотаете, олухи! Хотите, чтоб сорвалась? Тише, скоты, тише! Жиро, старый говнюк, куда ты пялишься? На лошадь смотри!
Выглядело все это жутковато. Под правым бортом «Бринлеефа» стояла широченная плоскодонная баржа, на палубе которой испуганно жались друг к дружке два десятка крупных, по большей части черных лошадей. Погонщик, схватив за узду первую попавшуюся, с размаху бил ее в лоб деревянным молотом, после чего безвольное животное обвязывалось широкими кожаными ремнями, которые цеплялись за крюк правой носовой шлюпбалки корабля. Десяток матросов, налегая на рукояти, вращали шестеренный редуктор лебедки – подняв жалобно плачущего коня на уровень планшира, таль проворачивали, и он оказывался на палубе, где его обливали ледяной забортной водой, снимали ремни и отправляли по пологому слипу в специально оборудованный трюм.