Книга Возрождение бога-дракона - Андрей Смирнов

Она некоторое время разглядывала меня, а затем сказала:

— Что ты тогда кричал о двух людях, не поделивших мир?

— Ничего. — Я усмехнулся. — Забудь об этом.

— Не отвечай мне, если опасаешься подставить кого-то, кто тебе дорог, — сказала она, уходя. — Но попробуй ответить на этот вопрос хотя бы самому себе.

«Попробуй ответить»? Зачем пробовать, если я знал ответ. На Альфреда мне указал герр Рихтер Эзенхоф, мой наставник и воспитатель, человек, которому я доверял.

Доверял…

Я несколько раз мысленно повторил это слово. Произносимое в прошедшем времени, оно отрицало само себя и многое расставляло по своим местам.

19

Я ждал, когда она придет с Мелиссой, но раз за разом Моргана появлялась одна. Как-то она принесла мне трость и я начал заново учиться ходить.

— Где Мелисса? — Спросил я, опускаясь на землю после короткой прогулки. — Давно ее не видел.

Я тяжело дышал, голова кружилась от слабости, а ноги болели просто адски.

— Соскучился?

Я не повелся на подначку и, подождав, пока успокоится дыхание, ответил:

— Я готов пообещать, что не трону ее. Но перед этим хочу с ней поговорить.

Пауза…

— Хорошо, — сказала Моргана. — Еще несколько дней, и поговорите.

— Сколько я тут уже у тебя… «в гостях»?

— Три недели.

Я покачал головой. С тем же успехом она могла сказать «три дня» или «три года» — в этом проклятом месте никогда не всходило солнце. Подозреваю, что в реальности, сотворенной силой Аваллонской Королевы, солнца просто не было.

— Я редко выбираюсь в мир людей, — сказала она. — Но ради тебя сделала исключение. Земля сильно изменилась с тех пор, как я там была в последний раз. Люди изобрели антигравитацию и атомное оружие… мобильную связь и интернет. — Она с легкой улыбкой посмотрела на меня.

— И что?

— А то, что навести справки, откуда ты взялся, не составило большого труда. Ты сильно облегчил мне работу, сказав, что являешься выпускником ШАД.

Я мысленно проклял собственную беспечность.

— Быстро же ты там освоилась.

— Когда умеешь захватывать чужие умы, нет надобности разбираться в чем-то самому — всегда можно найти специалиста и убедить его сделать всю работу за тебя. Впрочем, ты ведь и сам это прекрасно знаешь, не так ли?

Я некоторое время молчал.

— И что теперь? Придешь и спалишь школу?

Она покачала головой.

— Я бы сказала «не суди других по себе» — но мы ведь не умеем иначе. Накладываем свой собственный образ на окружающих и думаем, как бы мы поступили на их месте. Твоя школа меня не волнует. Но зато я узнала имя того, кто натравил тебя на Альфреда. Это твой учитель, Рихтер Эзенхоф, не так ли?

Я промолчал.

— Ты знаешь, что когда-то Альфред учил Рихтера? — Спросила Моргана.

— Да. Директор упоминал об этом.

— А ты не спрашивал у него, что случилось с сыном Альфреда? Внучка есть, дед есть — а где родители девочки?

— Нет, не спрашивал.

— А мог бы поинтересоваться. Рихтер убил их, чтобы стать единственным наследником Альфреда. И когда Альфред узнал об этом, он… — Она выдержала паузу. — Он ничего не сделал своему ученику. Просто прогнал его и все.

— Не верю.

— Альфред был слишком мягким. Слишком ценящим чужую жизнь. Плохо способным мстить и ненавидеть. Он был потерян и раздавлен горем, но злобы в нем не было. «Из-за того, что ты сделал, я потерял двух сыновей» — сказал он Рихтеру напоследок. Он сказал так, потому что и Рихтера до того момента тоже в каком-то смысле считал своим воспитанником или сыном.

— Странно, что старик столько протянул, — хмыкнул я. — Совершенно неприспособленный к жизни овощ.

Губы Морганы сжались — ее задело то, как я отозвался о старике. Мне было плевать, что она обо мне думает, но вот вдруг вспомнилось кое-что, на что наплевать я не мог — да и не хотел. Вспомнилась Бьянка — беззащитная, наивная, жизнерадостная. Когда Клайв Вильсон скончался в больнице, я был готов поубивать врачей, не сумевших его спасти. А Бьянка просто плакала в своей комнате. Она не искала виновных и не хотела вымещать свою боль на ком-то еще. Ей просто было плохо от того, что ее друга и возлюбленного не стало.

— Ладно, — сквозь зубы выдавил я. — Не овощ. Но все равно неприспособленный.

— Он был прекрасно ко всему приспособлен, пока не появился ты, — сказала Моргана.

Затем она ушла, а я взял трость и, скрипя зубами от боли, совершил еще одну короткую прогулку.

…Через два дня она забрала меня с собой к водопаду. Не знаю, было ли это частью «реальности равнины», которую она расширила специально для такого случая, или это была уже какая-то новая реальность — но в любом случае, там было намного уютнее и светлее.

Вода, падающая со скалы, собиралась в небольшом теплом озере. На камнях лежали мыло и мочалка — самые обычные, как будто только что купленные в супермаркете. Я разделся и долго нежился в прохладной воде. Вдоволь наплескавшись и смыв всю грязь, я обнаружил на камнях полотенце и чистые вещи.

— Ты можешь создать все, что угодно? — Спросил я, одеваясь.

— Почти.

— А что не можешь?

— Если это механизм, мне нужно точно знать, как он устроен, — ответила она. — Поэтому большинство ваших машин я воспроизвести не смогу.

— Что-то мне подсказывает, что таким талантом к материализации обладает далеко не каждая стихиаль.

— Верно. Меня научил этому белый грифон.

— Кто? — Переспросил я, думая, что ослышался.

— Есть несколько видов грифонов, — объяснила она. — Больше всего серых и коричневых. Они большие, сильные, на них можно летать… жаль только, что малоразумны. И есть два вида особенных грифонов: черные, способные парить за пределами времени и белые… или истинные. Белые совсем маленькие, размером с пони, и взрослого человека в воздух поднять не смогут. Зато они умеют мечтать. Чем и занимаются все свободное время. И их мечты становятся реальностью. Когда я встретилась с одним из них, я была поражена, как и ты сейчас. Но грифон сказал, что рано или поздно овеществляются все мечты. Просто в их случае это происходит сразу и в том виде, в каком желает мечтающий.

— Удивительно. — Сказал я. — Надо бы и мне повстречать такого — пусть научит.

— Не станут они тебя учить, — Моргана покачала головой.

— Почему это?

— Потому что в тебе есть зло. А они вроде Альфреда — совершенно неприспособленные к тому, что ты называешь «реальной жизнью».