Книга Четвертый под подозрением - Хьелль Ола Даль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, я тогда и буду больше похож на Линнея, — возразил Гунарстранна, — но сексуальнее точно не стану.
Она снова широко улыбнулась.
— Так что признавайся, какую фамилию ты припасла на следующий раз!
— Нет, сам выбирай. — Туве задорно подмигнула. Она знала, что Гунарстранна терпеть не может такие игры.
— Мерил Стрип, — предложил Гунарстранна.
— Спасибо, но не думаю, что метрдотель тебе поверит, — ответила она. — Кстати, почему ты не ешь? Не хочешь?
Он посмотрел на кусочек нерки, закрывающий цилиндрик риса. Сходство было устрашающим.
— Вчера умер Калфатрус, — сказал он, тут же спохватываясь и поднимая глаза к потолку.
Туве никак не могла успокоиться. Она так хохотала, что подавилась, и потом долго старалась отдышаться.
Франк Фрёлик нашел в Интернете домашний номер Инге Нарвесена. Дождавшись половины девятого, он позвонил.
— Эмилия слушает.
— Это опять я — Фрёлик, полицейский.
Микрофон накрыли ладонью. Едва слышные голоса на заднем плане. Эмилия сказала:
— Инге сейчас занят. Он может вам перезвонить?
— Дело займет всего две секунды.
Она снова накрыла микрофон рукой. Снова послышалось бормотание. Потом он услышал раздраженный мужской голос:
— Чего вы хотите?
— Меня интересуют некоторые подробности ограбления, совершенного шесть лет назад.
— Почему?
— Хотелось бы кое-что прояснить.
— Вы сейчас в отпуске. И что именно вам неясно, меня совершенно не интересует.
— Я просто хочу уточнить некоторые детали, на которые вы способны пролить свет.
— Ничего подобного! Вы рыщете рядом с моим домом и пристаете к близкому мне человеку.
— Что значит «пристаю»?
— Задаете Эмилии вопросы о том, чего она и знать не может! А главное, занимаетесь инсинуациями.
— Нет, я пытаюсь рассмотреть тогдашнее ограбление в свете того, что деньги нашлись.
— Не стоит, — сухо ответил Нарвесен. — А сейчас, по-моему, пора прекратить этот разговор.
— Пожалуйста, позвольте мне договорить. Украденные деньги оказались у человека, которого мы тогда даже не подозревали. Скорее всего, дело извлекут из архива и направят на повторное расследование.
— Вы сейчас работаете как частный сыщик, не обладая на то никакими полномочиями! К тому же дело заново не открывали!
— С чего вы взяли?
— Мне сказал ваш босс. Так что давайте не будем притворяться. И, раз уж вы позвонили, Фрёлик, позвольте дать вам совет: держитесь подальше от моего дома!
— Воры вели себя в вашем доме просто идеально, — не сдавался Фрёлик. — Они не тронули ничего, кроме сейфа с деньгами.
Нарвесен замолчал.
— Кто-то знал о крупной сумме, знал, где хранятся деньги, и знал, что в доме никого не будет. Скорее всего, Ильяз Зупак и его подельники приехали к вам по наводке. Они дождались, пока вы улетите в отпуск.
— Где вы живете, Фрёлик?
— Что значит — где я живу?!
Вместо ответа Нарвесен нажал отбой. Франк Фрёлик еще долго стоял, глядя в стену. Не лучший способ заканчивать разговор. Но перезванивать не было смысла.
Перед тем как лечь, он сел на кровать и посмотрел на вторую подушку. На белой наволочке отчетливо виднелся длинный черный волос Элизабет. «Книга стихов, — подумал Фрёлик, — закладка, волосок». Он открыл книгу на том же месте: «Я не забываю тех, кого целую». Поднял с подушки волосок и осторожно положил его на страницу, как тонкую закладку. Потом в который раз подумал: «Длинные трубчатые кости на пепелище загородного домика…» Попытался представить себе ее лицо. Но картинка расплывалась и исчезала. «Я сентиментальный идиот», — подумал Фрёлик и пошел в ванную.
Когда он чистил зубы, в дверь позвонили. Он посмотрелся в зеркало, выключил воду и положил зубную щетку. Бросил взгляд на часы: первый час ночи.
Снова звонок.
Он вышел в прихожую и посмотрел в глазок. Никого! Открыл дверь. На площадке никого. Подошел к двери, ведущей на лестницу, и распахнул ее. Никого. Он долго прислушивался, но ничего не услышал.
Фрёлик вернулся в квартиру. «Наверное, какие-нибудь сопляки позвонили и сбежали. Только вот время для таких шуток явно неподходящее. Глубокая ночь». Он посмотрел на трубку домофона и замялся в нерешительности. Потом все же снял трубку и спросил:
— Да?
Тишина и треск помех.
Он повесил трубку, пошел в гостиную и выглянул в окно. Если шутники стоят у подъезда, отсюда их не разглядишь. Сверху все казалось обычным, таким, как всегда: ряд припаркованных машин, редкое движение по Третьему кольцу. Вдруг он заметил, что у одной из машин горят фары. Мотор работал на холостых оборотах.
Ну и что, подумаешь? Всякое бывает… И все же Фрёлик сходил в спальню и взял со шкафа бинокль. Машина оказалась «джипом-чероки», но регистрационный знак невозможно было рассмотреть. И стекла тонированные — не видно, кто сидит внутри.
Фрёлик постарался обо всем забыть, дочистил зубы и лег в постель. Лежал, глядя в потолок, пока не понял, что усталость постепенно овладевает им. Он выключил свет и повернулся на бок.
И тут зазвонил телефон.
Он открыл глаза, прислушался. Телефон звонил и звонил. В конце концов он схватил трубку и крикнул:
— Алло!
Тишина.
— Алло! — повторил Фрёлик.
Треск помех — и короткие гудки. Тот, кто ему звонил, оборвал связь.
Спал он плохо и проснулся под звон будильника совершенно разбитый. В голове крутилась единственная мысль: поскорее покончить со сгоревшим домиком. А для этого необходимо поехать в Вестре-Слидре и все увидеть собственными глазами. Он отправился в путь рано, в седьмом часу утра, и в восемь добрался до Стейнсхёгде. На отрезке до Хёнефосса он старался не нарушать скоростной режим и прибавил газу, только когда покатил по берегу Лейры в долине Бегны. Из магнитолы доносился голос Криса Ри, который исполнял The Road to Hell. Очень актуально, подумал Фрёлик, прибавляя громкость.
В долинах залегли тени. На горных вершинах сияло солнце. По обе стороны дороги тянулись вверх сосны, похожие на флагштоки. Он попытался представить себе лицо и тело Элизабет, но в голову лезла одна мысль: «Длинные трубчатые кости…». Кто-то поджег хютте и ее. Кто-то стоял возле домика ночью и наблюдал за тем, как дощатую обшивку пожирает пламя. Кто-то прикрыл рукой лицо, защищаясь от жара. Кто-то слушал, как с треском лопаются стекла, а огонь завывал все громче, пожирая дерево… Кто-то старался дышать ртом, чтобы в желто-черном дыму от горящей дранки на крыше не вдыхать запах горящей плоти, горящих книг, шерстяных пледов и керосиновых ламп, которые, взрываясь, рассыпали снопы искр. Языки пламени поглощали пуховые одеяла, кухонную утварь, поленницу в сарае; от жара расплавилось сиденье биотуалета, а потом он весь сгорел вместе с хютте и перевернутым огарком свечи. Человеческая кожа вздувается и чернеет; плавится и горит подкожный жир; волосы сгорают сразу, еле слышно потрескивая…
