Книга Заложники на Дубровке, или Секретные операции западных спецслужб - Александр Дюков

— Кто его сын? Встань, тебе ничего не будет! — крикнул в зал Бараев.

Никто не встал.

Возможно, сын этого человека просто побоялся встать; а может быть, прорвавшийся сквозь оцепление мужчина был просто сумасшедшим — в любом случае Бараев не собирался во всем этом разбираться. «Один из террористов — Идрис, — пытался заступиться за безумца, — вспоминала Карина Невструева, — кричал Бараеву, что точно знает — мальчик на балконе. Увы, мужчине это не помогло — его вывели из зала. Потом услышала выстрелы…»[330]

Новое убийство потрясло заложников; кроме того, они уже знали, что в шесть утра террористы собираются начать расстрелы. Страх, неизвестность — все это ужасно давило на людей.

Около часа ночи у одного из заложников окончательно сдали нервы; он швырнул бутылкой в одну из террористок-смертниц и с криком бросился по спинкам кресел к сцене. Террористы бросились наперехват. Раздались выстрелы, многие из заложников, наученные горьким опытом, попадали под кресла. «Когда я стала выбираться наверх, — вспоминала одна из заложниц, — услышала слова: „Убили парня“. Он сидел прямо за моей спиной, рядом со своей девушкой. Очевидно, он оглянулся на террористок, и пуля попала ему в левый глаз».[331]Другая пуля попала в живот заложницы, сидевшей вместе с мужем и дочкой чуть дальше. Террористы скрутили впавшего в истерику мужчину и со словами «мы его завтра пристрелим» вытащили из зала. «Завтра» было для остальных заложников; мужчину застрелили сразу же, как вывели в фойе.

«Внезапно настала тишина, и вдруг раздался надрывный, какой-то плачущий голос мужчины, сидевшего через ряд за нами: „Мамочка, мамочка наша…“ Женщина, сидевшая с ним рядом, как-то неестественно согнулась и стала заваливаться на спину. Мужчина вскочил и подхватил ее на руки…

— Лиза, Лизанька, — рыдал мужчина, и между рядами вслед за ним побежала девочка.

…Зал охватил ужас. Многие женщины плакали, из рук в руки горстями передавалась валерианка».[332]

Террористы явно растерялись. Случившееся могло спровоцировать российские власти на штурм или на отказ от переговоров — и это в тот момент, когда они уже согласились, сдались.

— Вы все свидетели, как это было! — заорал в зал со сцены Бараев.

Заложникам тут же выдали мобильные телефоны и приказали звонить — объяснять, что произошло. «Налицо был страшный испуг от произошедшего, — отмечала Татьяна Попова. — Они, как и мы, страшно боялись штурма».[333]

Доктору Рошалю позвонили из оперативного штаба: «Требуется ваша помощь. Террористы ранили двух наших людей, надо каким-то образом вытащить их из здания». «У меня были телефонные номера террористов, — рассказывал Леонид Михайлович. — Один номер не отвечает, второй, по третьему мне ответили, что убили одного лазутчика, который пытался к ним пробраться, убили еще одного мужчину, который якобы непочтительно обратился к чеченке и, походя, ранили мужчину и женщину из заложников. Отдавать раненых, чтобы им можно было оказать помощь, террористы не соглашались».[334]Они требовали врачей в здание.

Но одно дело ходить к террористам самому, а другое — посылать на страшную опасность других. Все время, пока доктор Рошаль ехал к захваченному зданию, он пытался решить эту нерешаемую моральную дилемму — не мог найти удовлетворительного решения.

Представители оперативного штаба тем временем убеждали террористов отдать раненых, и бандиты в конечном итоге пошли на уступку. За ранеными пошли врачи «скорой помощи». «Первое, что мы увидели в театре, — вспоминал врач Николай Степченков, — стены, изрешеченные пулями. Возле лестницы лицом вниз валяются трупы. Над ними четверо чеченцев с автоматами». Террористы начали проверять документы врачей:

— Почему не из Красного Креста?

Степченкова от этих вопросов разобрала злость:

— Какая разница?

Как ни странно, этот ответ удовлетворил террористов. Из зала вынесли раненых, и врачи вынесли их из здания.

«Назад шли, думали: „Быстрей, быстрей“. Мы сразу поняли, что парень не жилец, а вот женщину спасти было можно. Она в сознании находилась, рассказывала, что там произошло».[335]

С медиками сразу стали беседовать спецназовцы: свежая информация из здания, которое вот-вот придется штурмовать, могла оказаться бесценной. А раненых немедленно прооперировали в ближайшей больнице. «У мужчины было тяжелейшее ранение черепа с повреждением глаза, — объяснял потом доктор Рошаль, — у женщины проникающее ранение с повреждением селезенки и поперечно-ободочной кишки с большой кровопотерей».[336]Павла Захарова спасти не смогли, он умер, не приходя в сознание, а вот Татьяну Старкову медики выходили. Прихотлива судьба — для Татьяны тяжелейшее ранение оказалось спасительным, а вот ее муж Александр и дочка Лиза погибли несколько часов спустя при штурме…

Террористы после случившегося инцидента не могли не быть обеспокоенными. Оказалось, что заложники не настолько хорошо контролируемы и управляемы, как предполагалось. Эту ситуацию необходимо было исправить.

На сцену в очередной раз поднялся Бараев и обратился к залу.

— Я вам скажу секрет, — заявил он. — Завтра утром в одиннадцать часов все должно решиться. Они пошли на уступки и согласились выполнить наши требования, в одиннадцать должен приехать Казанцев…. Если в одиннадцать все будет нормально, вы все останетесь живы. Все будет хорошо. Я вам гарантирую. Не нервничайте. Все будет нормально. Если ничего не произойдет, мы перейдем ко второй части нашего плана.

Кое-кто из заложников при последних словах ощутил тревогу: что это за вторая часть плана террористов? Ясно было, что ничего хорошего она не сулит. Но большая часть людей в зале не обратили внимание на оговорку Бараева: ведь им обещали то, во что так хотелось верить, им обещали жизнь.

Зал замер, Бараев говорил в полной тишине — кроме слов террориста не было слышно ни звука. «У меня так колотилось сердце, что передать невозможно», — вспоминала потом одна из заложниц.

Бараев уселся поудобнее на краю сцены.

— Если бы я был президентом и на карте стояла жизнь людей моей страны, я бы не задумывался, — продолжал он. — Я бы четко выполнил те требования, которые мне предъявляют, потому что это жизнь людей. Но вас слишком много, вас сто пятьдесят миллионов, а нас миллион, мы ценим жизни своих людей, а ваши жизни никому не нужны. Вы сами выбирали себе президента. Вот, собственно, что получили в результате. Поймите, у нас свои устои, у нас своя религия, у нас свои взгляды на жизнь. Мы хотим жить отдельно, жить своей жизнью, той, которую мы хотим. Мы имеем на это право. Если бы мы взрывали ваши дома, мы бы четко сказали, что это мы.