Книга Афганский фронт СССР - Юрий Мухин

В январе 1986 г. Горбачев выдвинул идею уничтожения всего ядерного оружия на Земле к 2000 г. посредством трехступенчатого разоружения. (При этом Горбачев объявил в одностороннем плане о введении Советским Союзом моратория на ядерные испытания).

Для нас, доживших до этого года, ясно видно, насколько фантастически немыслима эта идея, по крайней мере, для пяти мировых держав. Но Горбачев все больше ценит немыслимый допинг массового восторга, буквального оцепенения от безумной смелости советских предложений. Человек, который, несмотря на все усилия, так и не решил проблемы сельскохозяйственного производства Ставрополья, решил оставить подобные мелкие проблемы в тени глобального геополитического переворота. Сам способ сделанного предложения выявил для американцев главное в затее Горбачева. Посол Мэтлок: «Способ, которым делал свои предложения (в письме, открываемом прессе сразу же, как только это письмо прибывало к адресату), возбуждал подозрения, что главный интерес Горбачева лежал в сфере пропаганды».

Американцы оценили эту актерскую тягу «быть в центре внимания» и решили на ней сыграть. А мы, сироты этой прихоти, сидим у руин государства, в котором родились, которое нас воспитало и образовало. Сидим как жертвы немыслимого честолюбия одного человека.

* * *

Горбачев уже определяет для себя, что подлинную сенсацию вызывают немотивированные (словно от широты русского характера) уступки американской стороне. И немедленно делает одну из таких уступок: до сих пор одной из базовых позиций советской стороны была тесная взаимосвязь решений в трех сферах ядерных переговоров — ракеты средней дальности, инспекции на местах и переговоры по стратегическим вооружениям. (То была старая «аксиома Громыко»). Теперь глава советского государства соглашался на договоренности в отдельно взятых вопросах, безотносительно к тупику в «соседних» вопросах. Возникло чрезвычайно многообещающее для американцев разъединение. Со своей стороны, обозревая весь период, Шульц с гордостью пишет в мемуарах, что «мы не сделали ни одной уступки». Вот чем гордился второй человек в американском правительстве.

Президент Рейган немедленно создал группу специалистов, которым было поручено обсудить советские предложения — словно принять неожиданные трофеи. Пол Нитце возглавил американскую команду военных переговорщиков в военной сфере, а Роз Риджуэй возглавила обсуждение всех остальных проблем (гуманитарных и прочих). Вскоре американцы обнаружили, что их наиболее «жесткие» партнеры ушли с переговорной арены, а их место заняла новая плеяда фактически сбитых с толка дипломатов, которая при этом была гораздо приятнее в манерах и менее привержена догмам. «Молодые профессионалы с превосходными лингвистическими данными и манерами поведения в обществе стали выходить в первый ряд с невероятной скоростью. Шеварднадзе начал создавать дипломатическое окружение, руководствуясь собственным разумением». Так пишет американский специалист.

День без мировой сенсации, без потрясающей инициативы был для Горбачева пуст и бессмыслен. Рейган не произвел на него особенного впечатления. Его зацикленность на СОИ смотрелась некоей внутренней слабостью. Встреча с ним давала Горбачеву возможность ощутить себя не только моложе, но гибче, умелее, гуманнее, предприимчивее. Мировая пресса и телевизионное сообщество создают арену, на который президент с опытом Голливуда был слабее южнорусского политического таланта. Ощущая это, Горбачев жаждал встречи.

В начале осени 1986 г. он предложил рандеву «посредине» между Москвой и Вашингтоном. Американская сторона выдвинула в качестве места встречи исландский Рейкьявик. Такой выбор не всем казался ординарным. Вот что отмечает посол Мэтлок: «Исландия не была нейтральной страной, подобно Швейцарии, но была одним из натовских союзников Америки и поэтому, в политическом смысле Горбачев проделывал значительно больше половины пути». В понедельник 1 июля 1986 г. посол Добрынин прибыл к государственному секретарю Джорджу Шульцу с известием, что СССР согласен на саммит Рейгана-Горбачева в Женеве 19–20 ноября 1986 г. Горбачев игнорировал фактор, который его предшественники сочли бы существенным.

В исландском Рейкьявике по правую руку от Горбачева лежала рабочая папка. Открыв ее, Генеральный секретарь читал советские предложения в течение примерно часа. (Это был своего рода горбачевский ответ на неожиданные предложения Рейгана в летнем домике женевской виллы). Изложение Горбачевым советских предложений представляло собой долгий монолог, но он восхитил американцев. Речь шла о трех проблемах: 1) стратегические вооружения; 2) ракеты средней дальности в Европе; 3) об оружии в космосе и о стратегической обороне. В конечном счете, Горбачев вручил Рейгану документ под названием «Директивы для министров иностранных дел СССР и США, касающиеся вооружений и ядерного разоружения».

Как сообщает посол Мэтлок, «русские постепенно делали важнейшие уступки по вопросу контроля над вооружениями… Горбачев согласился на американское предложение о 50-процентном сокращении тяжелых, запускаемых с земли и с подводных лодок ракет, согласился на низкий уровень ракет средней дальности и на обширные инспекции на местах… К полудню соглашение о ракетах средней дальности стало казаться настолько возможным, что американская делегация послала экстренные телеграммы американским послам в Западной Европе и Японии, чтобы те оповестили глав союзных с американцами правительств».

Кто внушил Горбачеву такой страх перед фантастическим проектом СОИ? Посмотрим, о чем думал госсекретарь Шульц, слушая о сонме советских уступок взамен отказа американцев от программы СОИ. «Я чувствовал, что СОИ является мощным мотором, добывающим советские уступки — во многом потому, что советская делегация полагала, что мы значительно продвинулись в реализации этого проекта, значительно дальше, чем дело обстояло на самом деле». Русские боялись СОИ больше, чем нужно. Даже Шеварднадзе сказал, что «мы уже сделали все уступки. Теперь очередь за вами». Шульц, не веря ушам своим, попросил машинописную копию советских предложений.

Впервые советская сторона согласилась включить в число сокращаемых тяжелые советские ракеты СС-18 («Сатана»). Поздно ночью маршал Ахромеев сделал эту существенную уступку, которая не могла не быть согласована (или санкционирована) Горбачевым. В то же время советская сторона согласилась (как отметила американская сторона, неохотно) исключить из числа засчитываемых и сокращаемых американские системы передового базирования, способные нанести удар по территории Советского Союза. Почему? Заслужить благорасположение?

Еще одна уступка Горбачева, представленная Ахромеевым: срок выхода из договора по недопущению создания национальных противоракетных систем был снижен с пятнадцати до десяти лет. Ахромеев отказался от прежнего требования запретить саму разработку космической оборонной системы США. Просьбой осталось ограничить разработку лабораторными испытаниями. Еще: в отношении ракет средней дальности Ахромеев отказался от традиционного прежнего требования включить в число зачитываемых британское и французское оружие, замораживая при этом их численность. Был предложен нулевой советский и американский уровень в Европе.

Еще одна важная уступка: советская делегация согласилась обсуждать лимит советских ракет в Советской Азии визави американских ракет. Ахромеев отказался от прежнего советского призыва завершить ядерные испытания, активизировать переговоры, ведущие к полному запрету на ядерные испытания. На самом деле изменение твердости советской позиции подлинное ликование американской стороны. С американской точки зрения новые договоренности были просто потрясающими. Горбачев признал принцип равенства и низкого уровня ракет средней дальности и предложил рассматривать эти квоты глобально. Он — невероятно — согласился сократить тяжелые ракеты советского арсенала на 50 процентов (с 308 МБР до 150 единиц), что американская сторона не могла не рассматривать как свою величайшую победу. А инспекции? Стоило ли Советскому Союзу десятилетиями сопротивляться инспекциям на местах, чтобы внезапно, буквально в одночасье, согласиться с этой американской идеей.