Книга Сталин. Путь к диктатуре - Абдурахман Авторханов

Вышинский: В Америке с полицией связаны не были?

Бухарин: Никак абсолютно.

Вышинский: Из Америки в Россию выехали через…

Бухарин: Через Японию.

Вышинский: Долго там пробыли?

Бухарин: Неделю.

Вышинский: За эту неделю вас завербовали?

Бухарин: Если вам угодно задавать такие вопросы… (это многоточие стоит в отчете «Правды» — А. А).

Вышинский: Никаких связей с полицией не завязывали?

Бухарин: Абсолютно.

Вышинский: Почему же тогда вы так легко пришли к блоку, который занимался шпионской работой?

Бухарин: Относительно шпионской работы я ничего не знаю.

Вышинский: Блок чем занимался?

Бухарин: Здесь прошли два показания относительно шпионажа — Шаранговича и Иванова, то есть двух провокаторов… Связь с австрийской полицией заключалась в том, что я сидел в крепости в Австрии, я сидел в шведской тюрьме, дважды сидел в российской тюрьме, в германской тюрьме…

Отчаявшись добиться от Бухарина чего-нибудь подобного «измене» родине, пусть даже против старой «царской родины» и так как двух главных свидетелей обвинения — Иванова и Шаранговича — Бухарин публично назвал провокаторами НКВД, то Вышинский был вынужден прибегнуть к помощи третьего свидетеля — к бывшему председателю правительства Узбекистана и члену ЦК партии Файзулле Ходжаеву.

Вышинский: Вы вели переговоры с Ходжаевым пораженческого и изменнического порядка?

Бухарин: С Ходжаевым я имел один-единственный разговор в 1936 году.

Вышинский: Вы говорили Ходжаеву, что уже имеется соглашение с фашистской Германией?

Бухарин: Нет, не говорил.

Вышинский (к Ходжаеву): Говорил ли с вами Бухарин?

Хаджиев: Да, говорил. Он говорил, что надо нашу деятельность направить так, чтобы привести к поражению Советского Союза, что имеется соглашение с фашистской Германией…

Вышинский: Бухарин, вы были на даче Ходжаева?

Бухарин: Да, был.

Вышинский: Разговор вели?

Бухарин: Не такой, а другой разговор, тоже конспиративный.

Вышинский: Я спрашиваю не вообще о разговоре, а об этом разговоре?

Бухарин: В «Логике» Гегеля слово «этот» считается самым трудным… (многоточие газеты «Правда». — А. А).

Ссылка на «Логику» Гегеля прозвучала едкой иронией над античеловеческой логикой инквизиторов…

Много раз дебатировался вопрос — почему Бухарин, отрицая и опровергая любые конкретные обвинения в шпионаже, измене, убийстве, контрреволюции, в то же самое время признавал себя виновным в общей декларативной форме? Раздвоение личности? Служба высоким идеалам партии? Желание выиграть жизнь?

На все эти вопросы можно ответить категорически — ни того, ни другого, ни третьего. Тактика Бухарина, по моему глубокому убеждению, заключалась в том, чтобы добраться до суда, а добравшись, остаться там до конца только для одной цели: выступить последний раз против сталинского режима.

Признавая себя виновным на словах, Бухарин на деле разоблачал не только сталинскую технику инквизиции, но и открыто проповедовал свою старую программу «реставрации». Он был единственным на всех сталинских процессах, как справедливо замечает г. Маклин (что видно и из газеты «Правда»), который выступал с политической программой врага Сталина.

Если бы Бухарин избрал другую тактику — тактику отрицания всякой вины, — то, конечно, он был бы расстрелян без суда, как были расстреляны многие другие члены ЦК и даже Политбюро. Нет никакого сомнения в том, что к Бухарину применяли те же методы физических пыток и избиений, как и к другим, но только в наиболее высоких нормах. Однако его не сломили. Ведь это было на том же процессе, на котором Крестинский в первый день заявил, что он не признает себя виновным, напугав тем самым не только суд, но и Вышинского. Но за одну ночь Крестинского привели в себя: на второй день на вопрос Вышинского, продолжает ли он настаивать на своем отказе, Крестинский ответил быстро: нет, он все признает, видите ли, ему вчера, когда он очутился в новой атмосфере суда и публики, «стыдно стало за свои преступления!» Это чисто сталинское объяснение успешно было вложено в его уста за несколько часов «физической работы» в кабинете Ежова.

Этого не удалось сделать с Бухариным. Его могли замучить до смерти, но Сталин предпочел провести его через суд хотя бы в качестве «полупризнающегося». Бухарин принял компромисс, задав людям «загадку», в которой не было ничего загадочного…

15 марта 1938 года смертный приговор не только над Бухариным и Рыковым, но и над провокаторами НКВД — Ивановым и Шаранговичем — был приведен в исполнение.

* * *

Итак, период восхождения Сталина к власти был периодом идейного вырождения и физической ликвидации основных кадров старой большевистской партии. Одновременно он был и периодом создания новой партии — партии Сталина, — хотя она и продолжала носить старое название вплоть до 1952 года.

Идейное вырождение как результат столкновения доктрины с реальной жизнью было вполне закономерно. Вполне закономерным было и то, что в непреодолимых противоречиях между теоретическими догмами и объективными условиями самой жизни в партии появлялись многочисленные группы и оппозиции, каждая из которых предлагала свои собственные рецепты, методы и приемы «для спасения того, что еще можно было спасти». Но трагедия всех оппозиций и оппозиционных групп внутри ВКП(б) заключалась в том, что они не видели, а если видели, то не хотели признать факт всемирно-исторического значения банкротство всех основных позиций теоретического коммунизма, когда от теории надо было переходить к практике.

Сталин подошел к делу как практик. Для него было что «спасать» и за что бороться — за власть. Но чтобы эта власть была сильной, неуязвимой и монолитной, надо было партию оппозиционеров, «романтиков» и «доктринеров» превратить в партию реалистов — послушных, исполнительных и преданных одному вождю. При сохранении преемственности былой революционной фразеологии такую партию можно было насытить любым содержанием и использовать для любой цели. Метод создания такой партии тоже был найден — это, во-первых, периодическая чистка старых членов партии и, во-вторых, массовые приемы новых членов под углом зрения новых требований.

Совершенно очевидно, что для «молодых большевиков» Сталин не создавал новых постов — они заняли места уже репрессированных коммунистов (секретарей райкомов и райисполкомов, обкомов и облисполкомов, членов правительства и ЦК национальных республик, директоров предприятий, руководителей органов управления и частей Красной Армии и т. д.).

Центральный Комитет партии, избранный на XVII съезде (февраль 1934 года) подвергся уничтожающему разгрому. Из членов ЦК до XVIII съезда дожили — Андреев, Бадаев, Берия, Ворошилов, Жданов, Каганович, Калинин, Кржижановский, Литвинов, Мануильский, Микоян, Молотов, Кл. Николаева, Сталин, Хрущев, Шверник. Из кандидатов — Лозовский, Багиров, Буденный, Поскребышев, Булганин остались на политической сцене, а другие исчезли навсегда. Расстрелянные члены ЦК почти все, а кандидаты в абсолютном большинстве — были членами ВКП(б) до революции.