Книга Преемники. От Ивана III до Дмитрия Медведева - Петр Романов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, даже успех столь грандиозной работы не гарантировал гражданского мира, он лишь давал стране шанс на цивилизованный выход из кризиса. Чтобы демократия в России выжила, требовалось много больше, и прежде всего — заставить всех уважать решения Учредительного собрания. Между тем о том, что в защите нуждается само Собрание, мало кто думал.
Как-то само собой подразумевалось, что против авторитета столь представительного демократического форума не посмеет выступить никто. Эту наивную мысль, родившуюся в головах либеральной интеллигенции задолго до революции, позже никто так и не подкорректировал, несмотря на нарастающий максимализм масс и вызывающе неджентльменское поведение большевиков. Как высокопарно, но не очень мудро высказался однажды Александр Керенский, "народ, в три дня сбросивший династию, правившую 300 лет, может ничего не опасаться!".
Правда, и додумать что-либо до конца Временному правительству было уже сложно. С первого и до последнего дня своего существования заседания Временного правительства напоминали безумное чаепитие из "Алисы в Стране чудес". Имея в своем составе немало талантливых людей, единой командой Временное правительство так и не стало. Страстные министерские монологи ("Впервые Россия становится вровень с передо-аыми странами Европы!") в диалог, а тем более в серьезный разговор о деле обычно не складывались.
К тому же параллельно с основной работой правительству приходилось поначалу принимать бесконечное число делегаций от восторженных (или встревоженных) обывателей, воинских частей, партий, адвокатских контор, биржевиков, профсоюзов, газет и женских клубов. В февральские дни о своих правах и гражданской позиции заговорил даже немой. Официанты, швейцары, молочницы, часовщики, рассыльные — все те, кого еще вчера никто в обществе не замечал, стремительно группировались. Они создавали ассоциации, вырабатывали позиции, голосовали, а затем стремились донести свои взгляды до кабинета министров. Эти демократически настроенные, но не в меру экзальтированные граждане беспрерывно проникали в зал заседаний правительства, громогласно требовали слова, меняли повестку дня, вставляя туда собственные вопросы, да еще увозили с собой то одного, то другого министра на митинг или доверительную приватную беседу.
Все это было бы замечательно, поскольку именно на такой почве и вырастает гражданское общество, но вот беда: в полном составе и в нормальной обстановке правительство не заседало, кажется, никогда. В то время как один министр, вернувшись с улицы, с воодушевлением произносил очередную пламенную речь, другой уже спал, а третий, полусонный, переходя с места на место, жевал бутерброд. В результате часы Временного правительства, как и в безумном чаепитии в "Алисе", по сравнению с реальным временем постоянно отстава ли на два дня. В революционные периоды это, конечно, катастрофа.
Крайне слабой фигурой оказался и первый глава Временного правительства, мягкий и безобидный князь Георгий Львов. Бывший лидер Земского союза умел работать много и плодотворно, но лишь в условиях порядка, а не тотального хаоса. Князь, как ему казалось, даже знал, что надо делать, чтобы покончить с проблемой. Однажды он заметил: "Чтобы в России навести порядок, достаточно расстрелять одну демонстрацию", но вот отдать подобное распоряжение не мои не позволяли ни характер, ни вера, ни воспитание. Природная мягкость мешала навести порядок даже в собственном кабинете министров. Многие считали премьера бесхребетным, язвительно называя председателя правительства "шляпой".
Какое-то время думцам, сумевшим первыми подхватить упавшую власть, помогали точно такая же дезорганизация, растерянность и даже умеренность Советов рабочих депутатов. Главным пунктом первого обращения Петроградского совета к населению значилось:
Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.
Под этим вполне благонамеренным призывом могли бы подписаться и все министры Временного правительства.
Полную благонамеренность в первые дни после восстания проявляли даже большевики. Когда 1 марта 1917 года Исполнительный комитет Петроградского совета обсуждал условия передачи власти Временному правительству, против самого факта передачи власти "буржуям" не выступил ни один из 39 членов Исполкома, в том числе и 11 большевиков. Хотя сред и них были, например, известные Шляпников и Молотов.
Ленин, уже предвидя это "преступное непротивленчество и соглашательство" своих товарищей, слал из Швейцарии отчаянные телеграммы:
Наша тактика: полное недоверие, никакой поддержки новому правительству… вооружение пролетариата — единственная гарантия… никакого сближения с другими партиями.
Как пишет в своих мемуарах Александр Керенский, в 1917 году "…никто, конечно же, представить себе не мог ту форму политического садизма, в которую переродится большевистская диктатура…".
Между тем старое правило: противника надо знать, иначе проиграешь — в полной мере работало и в данном случае. Даже наиболее подготовленные из российских политиков, вроде такого крупного историка, как Павел Милюков, словно забыли, что наиболее радикальные силы в России уже давно и окончательно, еще со времен декабриста Пестеля, решили для себя вопрос о целях и средствах в революционной борьбе.
Противники большевиков либо невнимательно читали Маркса и Ленина, либо, глядя в книги, не верили своим глазам, ибо там задолго до 1917 года со всей определенностью "во имя справедливости, равенства, братства и счастья всего человечества, во имя мировой революции" был уже вынесен смертный приговор русской демократии.
Вскоре на Финляндский вокзал Санкт-Петербурга в пломбированном вагоне прибыл и сам "вождь мирового пролетариата".
Прозевав сначала революцию 1905 года, а затем и Февраль, Ленин готов был теперь перевернуть свою партию, Россию и весь мир, чтобы добиться того, о чем мечтал с детства.
Приехал настоящий преемник. Период очередного междуцарствия в России закончился. Эстафетная палочка самовластия снова попала в твердые руки.
Судя по мемуарам, прибытие вождя мирового пролетариата на Финляндский вокзал запомнилось следующими яркими моментами.
Во-первых, головокружительным заявлением Ленина о том, что "заря всемирной социалистической революции уже занялась" ("в Германии все кипит", и "недалек тот час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров"). Более того, встречавшая большевистского вождя публика вместе с броневиком, на который забрался оратор, как выяснилось, и есть "передовой отряд всемирной пролетарской армии"!
Во-вторых, мероприятие очень оживил респектабельный котелок, которым пассажир из пломбированного вагона, приветствуя массы, энергично размахивал, пока какой-то специалист по пиар-технологиям из большевистского ЦК не догадался заменить столь неуместный в толпе рабочих, солдат и матросов буржуазный головной убор на скромную пролетарскую кепку. С этой чужой кепкой Ленин и шагнул в мировую историю.