Книга Гонки на выживание - Хилари Норман

– Но почему, Дэн? – настойчиво спросила она. – Это безумие, чистейшее безумие – бояться Джо Бернарди. За пять лет любой гнев может утихнуть, даже гнев сицилийца. Ты стал на пять лет старше, изменил имя да и сам изменился. И ты сам говорил, что практически не встречался с Бернарди лично.

– Я регулярно встречался с его доверенными лицами. Они могли бы меня узнать.

– Доверенные лица меняются, увольняются. Я твой друг, а не только партнер, и я знаю, что ты и Манхэттен созданы друг для друга.

Даниэль взял золотой ключик и взвесил его на ладони, борясь с искушением.

– Дэн?

Закусив губу, он спрятал ключ обратно в вату и закрыл коробочку.

– Сделай кое-что для меня, Фанни.

Ее лицо загорелось.

– Все, что угодно.

– Прекрати это. Хотя бы сейчас.

– Сейчас? То есть на время?

Он кивнул.

– Я счастлив здесь, Фанни.

– Ты не счастлив, Дэн. Нельзя сказать, что ты безумно страдаешь, но и счастливым тебя назвать нельзя. – Она вздохнула. – Оставь ключ у себя, Дэн. Когда будешь готов, дай мне знать. Сама я больше об этом не заговорю. Но я буду надеяться, что ты передумаешь, пока еще не поздно.

– Тебя послушать, так я просто древний старик.

– У тебя большие возможности, Дэн, – улыбнулась Фанни, – но тебе никогда не реализовать их в Европе. Добиться своей главной цели ты сможешь только в Америке.

Даниэль невесело рассмеялся.

– Ты меня переоцениваешь, Фанни. Здесь у меня есть все, что мне нужно. И разве нам мало того успеха, которого мы уже успели достичь?

Фанни сердито оттолкнула свой стул и встала.

– Ну почему я должна тащить тебя по жизни за волосы? – Она заходила взад-вперед по паркетному полу. – У тебя есть храбрость, Дэн, но каждый раз кто-то должен тебя подтолкнуть, чтобы ты поднял задницу и начал действовать. Те мальчики, что вытащили тебя из лагеря, Алессандро… он, похоже, остановил тебя в ту самую минуту, когда ты уже готов был сдаться. Потом твой друг Мишель, который перетащил тебя в Штаты… А теперь мне, видимо, придется повторить этот подвиг.

Уязвленный правдой, Даниэль вспыхнул.

– Ты же мне обещала, что больше не будешь об этом!

– Обещала. – Она подошла к двери и рывком распахнула ее. – Я об этом больше не упомяну, Дэн. Я просто оставлю тебя отсиживаться в этой норке!

– Фанни! – Он вскочил на ноги. – Фанни, не уходи.

– Я просто иду спать. Не думаю, что нам имеет смысл продолжать этот разговор.

– Возможно, ты права, Фанни. Постарайся понять, что впервые за долгое время я почувствовал себя в безопасности и мне не хочется расставаться с этим чувством.

– Я понимаю, Дэн. Я действительно понимаю больше, чем ты думаешь. – Фанни печально улыбнулась. – Но ты ошибаешься, если думаешь, что здесь ты в большей безопасности, чем где бы то ни было. Наши проблемы, наши ошибки следуют за нами по пятам и находят нас повсюду.

Прошло еще три месяца, прежде чем справедливость слов Фанни дошла до него в полной мере.

После Рождества он вновь начал писать, да так успешно, что его работа вполне удовлетворила господ Лорана и Фурне, хотя сам Даниэль прекрасно понимал, что его стиль лишился прежнего блеска. Но пока дом на Монпелье-Уок служил ему защитным коконом, он был уверен, что лучше Лондона для него нет места на земле.

Пока однажды, в первую неделю апреля, он не встретил Натали Брессон.

Он собирался на встречу за ленчем в отеле «Уэстбери», но вышел из дому задолго до назначенного часа и не спеша прогуливался по Бонд-стрит. Погода стояла необычайно мягкая и сухая для начала апреля, Даниэль с праздным любопытством разглядывал в витрине магазина подарков «Асприз» шахматный набор из слоновой кости и черного дерева, когда позади него у тротуара остановилось дребезжащее такси. Он оглянулся через плечо и увидел, как из такси выходит Натали. Она расплатилась с шофером, повернулась, и ее взгляд упал прямо на Даниэля.

В первую секунду его поразила застывшая, но полная скрытого напряжения красота, он даже успел подумать, что именно такой должна была стать Натали с годами. Прелесть игривого котенка, некогда пленившая его мальчишеское воображение, пятнадцать лет спустя сменилась блеском утонченной элегантности. На ней была мягкая черная шляпа с опущенными полями, украшенная серым страусовым пером, черный в белую полоску кашемировый костюм, серые шелковые чулки и черные лакированные туфельки. На лице сохранилось прежнее вызывающее выражение, его линии были столь же заострены и четко очерчены, как когда-то, но глаза напоминали скорее лисицу, а не серну.

Такси отъехало, но Натали так и осталась стоять неподвижно в пяти шагах от Даниэля. Несколько секунд она смотрела на него, как будто не вполне узнав, словно вспоминая, где видела его раньше. Но вот секунды истекли, и ее глаза грозно потемнели. Она смотрела прямо ему в лицо, и ее тонкие красные губы хищно раскрылись, обнажив маленькие и безупречные, свирепо оскаленные белые зубки. Сила ее ненависти была так велика, что Даниэль едва не покачнулся. Он невольно отступил на шаг, словно в ожидании удара. Ему казалась, что сейчас она плюнет ему в лицо, как много лет назад, но вместо этого она улыбнулась. Эта улыбка предназначалась не ему, а ей самой.

Натали шагнула вперед, все еще не спуская с него глаз. Швейцар «Асприз» распахнул перед ней двойные двери, она проплыла мимо Даниэля и скрылась за ними.

Несколько минут Даниэль стоял неподвижно, словно прирос к месту. Он был потрясен до глубины души, ему даже стало дурно. Потом им овладело желание бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этой улицы, подальше от Натали. Механически переставляя ноги, позабыв о назначенной встрече за ленчем, позабыв обо всем, он направился к Пиккадилли.

Даниэль остановил свободное такси и попросил водителя отвезти его домой, на Монпелье-Уок. За всю дорогу он ни разу не шевельнулся – растерянный и встревоженный, погруженный в собственные мысли. Сколько ненависти, сколько лютой злобы! И это после стольких лет!

Голос шофера заставил его вздрогнуть. Оказалось, что машина уже стоит возле маленького белого домика. Даниэль заплатил, оставив шоферу непомерные чаевые, и отпер дверь, ощущая безмерное облегчение оттого, что оказался наконец в тесной прохладной прихожей.

Он торопливо налил себе большую порцию виски и опустился на диван. После виски ему стало немного легче. Даниэль позвонил в отель «Уэстбери» и передал свои извинения за неявку.

Наибольшим потрясением, решил он после второй порции виски, оказалась для него его собственная реакция. В тот момент, когда он и Натали смотрели друг на друга, разделенные узкой полоской тротуара, ему вспомнились слова из письма Мишеля Брессона. В тот краткий миг он понял без тени сомнения, что Мишель был прав насчет нее. Натали расчетливо и хладнокровно разорила и погубила своего родного дядю. Натали все еще была опасна.