Книга Дорога домой - Бриттани Сонненберг

Я прошла по дорожке до пляжа, где быстро заметила Ли: она была там одна, съежившаяся фигурка недалеко от линии прибоя. Я пыталась понять, что скажу ей, но теперь, при виде Ли, все слова улетучились, и я даже не знала, как подойти к дочери. Поэтому расположилась футах в пятнадцати позади нее, усевшись на песок и глядя на океан и мою старшую дочь, единственную.

Не знаю, плакала ли она. Грохот волн и шелест пальм не давали возможности услышать. Сидя там, я осознала, как велика во мне жажда просто делать это ежедневно: следить за ней, заботиться. Быть ее тенью. «Я могла бы посвятить этому свою жизнь, – думала я. – Скрываться за колоннами, носить парики и фальшивые усы, прятаться в кустах, сидеть через два ряда от нее и ее друзей в кинотеатре». Убеждаясь, что она жива, я обрела бы способ больше не жить. Я знала, что роман с Берндом оказал бы на меня благотворное действие. Вразрез со всеми общепринятыми нормами морали, связь с ним была бы более безопасным актом на этом этапе, более милосердным. Я очень ясно чувствовала, как мы трое – Крис, Ли и я – становимся отдельной солнечной системой, создавая гравитационное притяжение друг для друга. Бернд вытащил бы меня оттуда, заставил бы почувствовать себя красавицей, заставил бы захотеть вымыть голову.

Я пыталась спасти себя, флиртуя с ним последние несколько месяцев. Если бы сегодня вечером я повела себя немного иначе – если бы мы с ним действовали более тонко, если бы я не испортила все дело, переусердствовав с заигрыванием на глазах у мужа и дочери, – то на этом пляже могли бы сидеть мы с Берндом, целуясь и занимаясь тем, чем могут заниматься любовники, которым за сорок, когда они наконец одни, ночью, на песке. Это было бы намного здоровее, чем данная чрезмерно покровительственная роль ангела-хранителя. Но оказавшись в этой роли, я почему-то смирилась: почувствовала облегчение, взяв на себя решение задачи.

Через полчаса, когда Ли поднялась, я тоже встала. Я проследовала за ней в вестибюль и, спрятавшись за головой Будды высотой в человеческий рост, убедилась, что Ли благополучно села в лифт. Я смотрела, как зажигались кнопки, пока он не поднялся до нашего этажа. Затем медленно вышла на улицу. Направилась к бассейну и легла там в шезлонг, откуда видела в баре Бернда и Криса, которые, надо же, вели разговор.

В какой-то момент я уснула. Позднее меня разбудил Крис, и я спросонок провела ладонью по его лицу, когда он погладил мое плечо. Из-за щетины в четыре утра его щека была колючей, и это оказался Бернд. Он решительно повел меня на пляж. Мне было интересно, не наблюдают ли за мной члены моей семьи, как я наблюдала за ними. Возникло абсурдное желание помахать рукой, и я подавила внутренний смешок. Мы миновали место, где я сидела позади Ли, и, спотыкаясь о гальку, дошли до пляжа поменьше. Потом еще дальше, опять по галечнику, пока не попали на пляж, на котором едва могли уместиться мы вдвоем, Бернд расстелил взятое у бассейна полотенце и достал бутылку шампанского, которую захватил из мини-холодильника в номере (хотя на том этапе я, честно говоря, предпочла бы неразбавленный джин), и я пила его, пока он снимал с меня платье.

Только ради собственного выживания я покинула свою семью, включая Софи, в тот Рождественский сочельник и позволила ласкам Бернда уврачевать меня, а его давно воображаемое мной прикосновение позволило мне вернуться к себе самой и к нему. После, обнаженная, со скрещенными по-индийски ногами, я наблюдала за фосфоресцирующим зеленым сиянием на пенных гребешках волн и испытывала удовлетворение. Бернд казался таким же близким, как лучшая подруга детства, с которой сидишь в домике на дереве. Мы шли обратно молча, босые, уворачиваясь от волн: начинался прилив. Мы еще раз поцеловались на пляже перед отелем, и Бернд предложил мне пойти первой; он хотел еще немного посидеть на улице. Я вздохнула с облегчением, поняв, что он не станет навязываться.

Потому что, сколько я себя помнила, физическое желание всегда сопровождалось (и часто подрывалось) устойчивым отвращением. Чем-то невидимым и тайно действующим, словно не желающий уходить запах серы. Благодаря Папсу, думаю. У меня были периоды в отношениях с Крисом, когда мы занимались сексом в основном по моей инициативе, но это всегда являлось частью большей картины – того, какой я хотела себя видеть. Это было не столько желание Криса или секса как такового, сколько желание быть кем-то, кто хочет секса, современной женщиной, знающей свое тело. Несколько раз, после пары порций алкоголя, я пыталась поговорить об этом с Айви, узнать, как всё это у нее, но оказалось, что Айви, неуправляемое дитя, паршивая овца, застенчива, словно девочка-скаут, когда дело доходит до обсуждения половых вопросов, и это никуда не привело. У нее было множество партнеров, поняла я, но в итоге это дало мне немного.

Та ночь с Берндом, то желание показались чистыми. И – как бы это выразить? – в конечном счете я восприняла их как подарок от Софи. Шепот, призвавший вернуться к жизни, прекратить бесконечные обвинения, что я могла бы быть лучшей матерью, больше обнимать ее, быть не такой строгой, когда Софи была маленькой. «Вперед!» – услышала я ее голос. Софи всегда умела повеселиться; у нее это получалось естественнее, чем у Ли, у меня и даже у Криса.

Уверена, что Женевьева, мой сингапурский психоаналитик, назвала бы все это хитроумным планом, чтобы уйти от смерти Софи. Поэтому я ни слова не сказала ей о Бернде. И Крису тоже. Наутро, когда мы с ним заворачивали подарки для Ли, я сообщила, что осталась одна на пляже, когда Ли оттуда ушла; Крис больше ни о чем меня не спросил.

По возвращении в Сингапур я спала с Берндом примерно раз в месяц, пока, три года спустя, мы не переехали снова в Мэдисон. Каждый раз я чувствовала себя так, будто съела порцию мюсли или сходила на йогу Каким-то таинственным образом мой роман с Берндом улучшил и мой секс с Крисом: я чувствовала себя более открытой, более свободной. Конечно, не обошлось без головной боли и страхов, связанных с обманом: возможность разоблачения, подыскивание мест для встреч, растущее, ближе к концу, подозрение, что за пределами спальни Бернд скучноват. Но довольно странно, что вина и стыд, сопровождавшие меня почти всю мою жизнь, огромные волны сожаления, обрушивавшиеся за многие менее серьезные поступки, как, например, неожиданно высокий счет за продукты, никогда не беспокоили меня в связи с этим романом – самым крупным моим проступком. Я так и не смогла объяснить – ни себе, ни одному из психоаналитиков с тех пор, каким образом связь с Берндом спасла мой брак, даже если Бернд и испортил Рождество в тот первый год без Софи. Которое, вероятно, и без того уже было бесповоротно испорчено.

Высшее образование

1999–2004 годы

Мы – вернувшиеся домой кочевники, дети третьей культуры, возвращенные к нашей первой культуре, – счастливы находиться дома, под которым подразумеваем Соединенные Штаты. Мы рады, что окончили свои международные школы, довольны, покинув все зарубежные страны: Сингапур, Индонезию, Францию, Гану, Германию, Коста-Рику – назовите любую, мы жили везде. Мы счастливы находиться здесь, ходить в колледж с нашими новыми пододеяльниками в тонкую полосочку, брошюрами по профессиональной ориентации, отпечатанными на глянцевой бумаге, и с той нервозной пустотой в желудке, которую не должны были бы испытывать, миллион раз сменив школы, но тем не менее…