Книга Океан Безмолвия - Катя Миллэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нельзя. — Джош качает головой.
— Почему?
— Ты плохо моешь.
— Плохо мою? — Как можно плохо мыть посуду? Это ж не операция на головном мозге. Нужно просто отмыть от остатков пищи кастрюлю.
— Да. Сама, что ль, не знаешь? Мне приходится каждый вечер перемывать тарелки после твоего ухода.
— Не может быть. — В самом деле?
Джош смотрит на меня, и я понимаю, что он говорит правду.
— Чистюля хренов.
— Да, я люблю есть из чистой тарелки. У каждого свои причуды, — невозмутимо отвечает он.
А я думаю о том, как же низко я пала. Даже тарелки не могу нормально помыть. Джош готовит, моет посуду, мастерит потрясающую мебель. А от меня вообще толку никакого. Жужжит сушилка. Я встрепенулась: наконец-то и я могу быть полезной.
— Отлично. Тогда пойду сложу выстиранную одежду. — Я поворачиваюсь, собираясь в постирочную.
— Не надо. Сядь.
— Что, одежду тоже нельзя сложить?
— Не надо складывать мое нижнее белье.
— Шутишь?
— Нет. Еще чего не хватало. — Джош мокрой рукой тянется мимо меня к ящику с кухонными полотенцами. — Вот, держи. Вытирай. — Он сует мне полотенце, обдавая брызгами.
Я хватаю полотенце.
— Давай я достану твои боксеры и вытру ими посуду. — Ребячество — такое со мной бывает.
— Откуда ты знаешь, что я ношу боксеры?
— Надеюсь. — Не семейные же трусы. Фу!
Он пожимает плечами, дает мне тарелку.
— Дерзай. Тебе потом с них есть.
— Ну ты и зануда, — бурчу я себе под нос, как разобиженный на весь свет подросток, — потому что это круто.
В итоге я стала вытирать посуду. Джош прав. Посуду он моет лучше меня. Главным образом потому, что я ужасно ленива в том, что касается любых видов мытья и уборки, но ему об этом знать не следует.
— Что это сегодня было с Дрю и Тьерри на уроке английского? — спрашиваю я.
— Ты про что? Про спор о Боге? Дрю с Тьерри вечно спорят. Дрю стал бы отстаивать преимущество безбрачия, если б Тьерри выступала против.
— Может быть. Только здесь, по-моему, что-то личное.
— Дрю нравится ее злить. Он просто щекотал ей нервы. И мог бы разнести ее в пух и прах, если б захотел.
— Меня удивляет, что он этого не сделал. На уроках риторики он любого по стенке размажет. Это просто потрясающе. При желании он словами так тебя закидает, что с ног свалишься. На турнире, в котором мы участвовали несколько недель назад, он одержал победу во всех турах, даже не пустив в ход весь арсенал своего обаяния.
— Ему это без надобности. Против него у нее нет шансов. Он даже не счел нужным приложить хоть капельку усилий. — Это точно. В этом весь Дрю. Он спорит ради забавы, пока скучно не станет. Так кошка гоняет ящерицу, царапает и бьет ее, пока не покалечит настолько, что с ней уже нельзя играть.
— Почему мисс Макаллистер сразу их не остановила? Ведь это была даже не та тема, которую следовало обсуждать.
— Она всегда так делает, чтобы узнать, кто чем дышит. Дает возможность выговориться, а сама слушает. Так ей гораздо легче понять, что ты собой представляешь. Как мыслишь. Какие твои сильные и слабые стороны. — Разведку боем проводит. Молодец. Правда, много не узнаешь, если в дискуссии участвуют только двое.
— Остальные как будто воды в рот набрали, — замечаю я.
— Они ж не дураки, чтоб спорить о существовании Бога. В таком споре победить невозможно. — Джош убирает в шкаф последнюю чистую тарелку.
— Кому?
— Никому.
— Ты веришь в Бога?
— Да, — категорично отвечает он. Должно быть, мое лицо выдало меня, потому что Джош спрашивает: — А что?
— Просто удивлена. Не думала, что ты веришь.
— Потому что я проклят и все вокруг меня умирают? — спрашивает он бесстрастно.
Не хочу подтверждать его предположение, но именно так я и думаю.
— Я верю в Бога, Солнышко. Всегда верил, что Бог есть, — говорит он.
Его следующая фраза — это не жалость к себе, не страх, не вызов. Истинная правда.
— Просто я знаю, что Он меня ненавидит.
Может, его слова должны были свалить меня с ног, но я даже глазом не моргнула. Может, мне следовало мгновенно вскочить и заявить, что он не должен так думать. Что, конечно же, Бог не может его ненавидеть. Что верить в подобное — чистейшая глупость. Только это не глупость. Не нелепая убежденность. Если на твоих глазах все, кого ты любишь, один за другим уходят из твоей жизни и в семнадцать лет ты остаешься совсем один, что еще тут можно думать? Вроде бы абсолютно логичный вывод, но меня удивляет, что сама я почему-то другого мнения.
Джош
— Ну и видок у тебя.
В восемь часов Солнышко уже в моем гараже. Одета для вечеринки, куда идет с Дрю. Она ненавидит вечеринки, но он постоянно таскает ее с собой.
У нас сложился определенный распорядок дня. Мы выполняем домашнее задание, готовим ужин, потом торчим в гараже. Иногда она отправляется на пробежку, потом возвращается и начинает шкурить доски либо, заглядывая через мое плечо, задает сотни вопросов обо всем, что я делаю. Шлифует она все, что я ей даю, но к механизированным инструментам не приближается — руке своей не доверяет.
— Что? Думаешь, не годится? Пожалуй, не буду переобуваться в туфли. — Она смотрит на старые затасканные ботинки, что позаимствовала у меня. На ее ногах они смотрятся как лыжи. Она их туго зашнуровала, чтобы не слетали. Сюда она пришла в черном платье, невообразимо сексуальном, и в туфлях с открытыми носами. Сегодня я работаю с массой механических инструментов, и остаться здесь она могла бы только в том случае, если б поменяла обувь. В душе я надеялся, что она уйдет, чтоб мне, глядя на нее в этом зашибенном платье, не пришлось постоянно держать в узде свой член, но она не облегчила мне задачу. Несколько недель назад, когда наконец-то смирился с тем, что она не оставит меня в покое, я пообещал себе, что близко к ней не подойду. Я же не камикадзе. Но в те дни, когда она расхаживает передо мной в облегающих черных платьях и рабочих башмаках, я начинаю сомневаться, что сумею сдержать данное себе слово.
— Точно не пойдешь? — спрашивает она. Она всегда это уточняет, когда идет гулять с Дрю. Но я ни за что не подвергну себя такому испытанию, даже ради того, чтобы быть рядом с ней. На подъездной аллее останавливается автомобиль Дрю. Он спасает меня от необходимости отвечать.
— Клёвые ботинки. Мне нравятся. Пожалуй, можешь не переобуваться.
Она показывает ему средний палец, но это ничего не значит.