Книга Под потолком небес - Валентина Седлова

— А ты меня любишь?

— Не переводи стрелки. Разговор сейчас не о нас с тобой, а о ней и моем сыне. Да, можешь передать: еще раз узнаю, что она называет Мишу приемышем — приму меры. И они ей вряд ли понравятся. Иногда я умею быть весьма гадкой.

— Наташенька, не кипятись, ну пойми ее…

— Да что с тобой! Ты хоть понимаешь, о чем просишь?! Нет, в этом доме положительно все сошли с ума. Я никогда не пойму женщину, которая пытается настроить моего сына против меня. Если ей что-то не нравится — пусть сама скажет мне об этом. Но использовать в своих целях маленького мальчика, которому даже еще трех лет не исполнилось — это подло.

— Да, мама не права. Но ты же сильная женщина, тебе легче пойти ей навстречу…

— Да почему всегда я одна должна «идти навстречу» и кому-то что-то объяснять!!! Я могу считаться сильной женщиной только в силу стечения обстоятельств, уж прости за каламбур. А сама бы, между прочим, с превеликим удовольствием расслабилась и стала мягкой и пушистой, если бы рядом был человек, который сам решал все бытовые и прочие проблемы, а не просил бы об этом меня.

— Ты хочешь сказать, что я тебя не устраиваю?

— Давай начистоту. За последний год я стала тягловой лошадью, тащу на себе весь этот дом, кручусь как белка в колесе. А если представим себе ситуацию, что я вдруг заболела, пропала, попала в больницу на полгода, потеряла работу? И как вы все будете выживать в такой ситуации? Матушка твоя давно бросила работу, и назад не собирается, твои крохи семью не спасут. Да и кто ходит по инстанциям, кто разбирается с ЖЭКом, слесарями, прочим народом? Уж никак не ты. Согласен?

— Но ты же знаешь, что я терпеть не могу стоять во всех этих очередях и ругаться с чиновниками!

— А я, значит, это просто обожаю? Поэтому в свои законные выходные нахожу время и в очередях постоять, и на рынок заскочить, и за консьержку заплатить. Так что ли?

— Наташа, не раздувай из мухи слона. Ну, с чего ты взъелась? Я понимаю, ты устала, ты много работаешь, но что мне сделать для тебя?

— Просто стать настоящим мужиком. А не нюней с вечной присказкой «я не могу, мама этого не выдержит» или «не позволит». Оторвись ты наконец-то от матери, взрослый ведь давно, а ведешь себя как подросток. Это не могу, то не хочу, это мама сделает, с этим Наташка справится. Тьфу, противно.

— Значит, ты считаешь, что я — не мужик?

— Ты лучше сам определись с этим вопросом, ладно? Если считаешь себя настоящим мужиком, то можешь взять на себе ответственность хотя бы за мое душевное спокойствие. Я не для того надрываюсь на работе, чтобы выслушивать то, что было сегодня. И последнее китайское предупреждение: еще хоть раз что-либо подобное произойдет, через неделю меня и Миши здесь не будет.

— Так ты все-таки хочешь отсюда уйти?

— Не я хочу — вы меня на это толкаете. Ты своим бездействием, а твоя мать напротив, активным вмешательством туда, куда не следует. Мне мое спокойствие дороже, чем то, как это воспримет Зинаида, уж прости, пожалуйста.

— Ты хочешь меня бросить…

— Опять двадцать пять. Даже говорить на эту тему больше не хочу. Я уже и так сказала достаточно. А теперь я пойду в комнату, а ты общайся со своей мамой, она, по-моему, уже весь линолеум в коридоре истоптала от нетерпения выложить тебе всю правду-матку обо мне. Да, сегодня Миша спит с нами. Если тебе тесно, расстели себе на полу. Спокойной ночи!

И Наташка вышла из кухни, едва не зашибив дверью подслушивающую Зинаиду. Ну, надо же, уже и не стесняется, вот дает!

Эту ночь Павел провел на полу, чтобы не мешать ей с Мишей. Как он пришел в комнату и стелился, Наталья даже не заметила, потому что крепко спала.

На работу все поднялись, как обычно. Павел обычно вставал на полчаса позже нее, когда Наталья уже выбегала на улицу. Сегодняшний день не стал исключением.

Первым делом, как только она вошла в свой кабинет, Наталья сразу же залезла в почтовый ящик: а вдруг? Андрей не обманул ее ожиданий: квадратик письма уже маячил в нижнем правом углу экрана.

"Привет, Натка! Я здесь всего четыре, нет, уже пять дней, а кажется, что прошла целая вечность. Когда я пишу эти строки, все уже смотались по домам и гостиницам. Все-таки почти десять вечера. А у меня гостиница открыта до двенадцати, так что могу себе позволить роскошь хотя бы виртуального общения с тобой.

Здесь у нас творится полный дурдом. Я начинаю напоминать себе какого-то монстра. Никаких чувств, никаких эмоций. А ведь только за сегодняшний день я уволил еще двоих. И ведь прекрасно знаю, что в этом городишке работу днем с огнем не найти, а у проштрафившихся семьи, дети… Но они предали нашу компанию, показали свою ненадежность, свою, как раньше говорили, профнепригодность. А значит, я не имею права, как представитель компании, оставить их на месте. Потому что сегодня пожалею их, а завтра сам потеряю работу, поскольку моя фирма просто прекратит свое существование. Жестоко, но необходимо. Никогда не думал, что придется этим заниматься, но, черт побери, приходится. Тяжело, тем более что со многими уже уволенными я в прошлые приезды успел подружиться. А теперь рублю по живому. Раньше бы сказали, что так случится, я бы был себе противен от макушки до пяток. А так на меня снизошло благословленное отупение, действую строго по инструкции, чем себя и утешаю. Единственное мое спасения — это ты, любовь моя.

Знаешь, у меня было достаточно времени, чтобы подумать о нас, о нашем знакомстве, о том, что произошло между нами. За те месяцы, которые мы общались с тобой в ласточке, мне кажется, что я знаю тебя насквозь. Те две встречи, которые судьба подарила нам, только подтвердили мое впечатление о тебе, как о чудесном человеке, которого я, благодарю тебя, Боже, вовремя увидел на этой промокшей автобусной остановке. Знаешь, есть такое выражение — «духовное родство» — когда люди понимают друг друга ни то что, с полуслова — с полувзгляда. Вот у меня с первой же минуты возникло то самое чувство, словно я знаю тебя уже очень-очень давно. А когда вдохнул долгожданный запах твоих волос, твоей кожи… Это мой запах — от начала и до конца. Он манит меня, сидит в моей голове и заводит одним лишь напоминанием о себе. Очень часто со мной бывало так, что привлекательная внешне и внутренне женщина, лишь поцеловав меня, или просто оказавшись близко ко мне, напрочь отбивала всякую охоту к, скажем так, более тесному общению. Ее запах отталкивал, отвращал, вплоть до физического омерзения. И я понимал, что это не ее вина — это мое восприятие данной конкретной женщины, и ничего больше. Мне кажется, что ты знаешь, о чем я говорю.

Не знаю, что пишу и как: мысли в голове спотыкаются и бьются друг о друга. Уж прости меня, дурака. Как-то все у нас с тобой не правильно получается: только встретились, только поняли друг друга — и на тебе, снова жизнь порознь. Впрочем, может быть, в этом и заключен какой-то особый смысл, пока не доступный моему пониманию — я не спорю. Просто скучаю без тебя. И молю Бога, чтобы эта досадная задержка не забрала тебя от меня. Я же здесь, словно спеленутый по рукам и ногам своими обязательствами перед фирмой. И иногда думаю — а шли бы они лесом, эти обязательства… Потом, как всегда, вовремя просыпается моя больная совесть и начинает промывать несчастные мозги на тему: ты же обещал, ты не можешь подвести людей, и т.д., и т.п. Просто рвет на части. И самая моя дорогая частичка — она все время в Москве, с тобой. А здесь — так, физическая оболочка, не больше.