Книга Бьющееся стекло - Нэнси-Гэй Ротстейн

— Нет, мне ничего не разобрать… Слушай, попробуй сам, может у тебя лучше получится. — С этими словами она вложила план в его большие, сильные руки.

Незнакомец занялся картой, предоставив Диди разглядывать его в угасавшем вечернем свете. Она сразу отметила, что у него прекрасно вылепленный нос, волевая челюсть и оливковая, обветренная кожа, обычная для человека, проводящего много времени на открытом воздухе. Вьющиеся, коротко подстриженные черные волосы. Широкие плечи, атлетическая фигура… — тело как у футболиста. На такого невольно обратишь внимание. «Интересный мужчина, определенно, очень интересный», — пришла к заключению Диди.

Неизвестно, сколько еще времени она могла бы присматриваться и оценивать, но он прервал ее размышления, сказав: — Нет, мне тут тоже ничего не разглядеть. Спасибо за то, что пыталась мне помочь, но, видно, сегодня не судьба. Ладно, найду, что надо, когда окажусь здесь в другой раз.

— Ты живешь в кампусе?

Он широко улыбнулся.

— Нет. Хотя, мне бы хотелось. Может быть, когда-нибудь… — неожиданно Диди поняла, что отличало ее собеседника от большинства других студентов. Он был постарше их, в возрасте около тридцати. — А ты?

— Конечно. Вон там, в Тэйере, — она указала на корпус общежития.

— Везучая девчонка… А что изучаешь?

— Да так, все больше хохмизм, — шутливо отозвалась Диди, как ответила бы любому молодому человеку.

— Сдается мне, это не единственный предмет, — с улыбкой заметил он, понимая ее игру.

— Вообще-то да. Я записалась на психологию. Это когда приехала, а потом еще на искусство и археологию Возрождения, правда, вольнослушательницей. Мне этот предмет нравится, по на сегодняшней лекции стояла жуткая жарища. Думаю, не меньше ста пяти градусов по Фаренгейту.

— Замечательный предмет.

— Ты тоже его слушаешь?

— Нет, — отвечал молодой человек, похоже, даже удивившись ее вопросу. — Я здесь на курсах грамотного письма и речи. На вечерних курсах.

— А по-моему, ты и так говоришь правильно, — заметила она.

— Спасибо, но я знаю, что мой английский нуждается в совершенствовании. Я родился в Португалии. Моя семья переехала в Бостон, когда мне было четырнадцать. Конечно, таких курсов полно и в других местах, но мне хотелось в Гарвард. Здесь особенная атмосфера. Эти великолепные здания… — он сделал паузу, словно предоставив строениям возможность говорить за себя… — Не такие, какие я когда-нибудь буду строить, но все равно великолепные. Вот почему я записался на эти курсы. А на будущий год собираюсь продолжить учебу. Но, — его голос зазвучал выше, указывая на скрытую в полумраке улыбку, — думаю, перед этим мне все же стоит выяснить, где находится книжная лавка. Спасибо за помощь, — с этими словами он ушел в темноту.

То, что эта встреча не была знакомством, поскольку он так и не узнал ее имени, а она — его, Диди сообразила, лишь когда рассказывала о случившемся Сьюзен. Эта оплошность огорчила ее, но, как скоро выяснилось, совершенно напрасно.

В следующий четверг они случайно встретились в районе студенческого кооператива: Диди держала в руках футболки с эмблемой Гарварда, а он — стопку учебников.

— Привет. Кажется, ты все-таки добрался до книжного магазина, — улыбнулась она.

— Это точно, добрался. И как раз вовремя: они вроде бы собирались закрываться. А как поживают искусство с археологией?

…В помещении было светло, и Диди заметила, что глаза у него карие.

— Прекрасно, очень интересный предмет.

— Должно быть, так… может, сходим, попьем кофе.

— С удовольствием, — ответила она, как наверняка ответила бы на ее месте любая другая девушка. Он был самым симпатичным парнем, когда либо приглашавшим ее в кафе.

Они направились в ресторанчик, находившийся за пределами университетского кампуса. Объяснив, что приехал в Гарвард сразу после работы, не заходя домой и не перекусив, он заказал себе обед и спросил, чего хочется ей.

Когда Диди приглашали «на кофе», она обычно расширяла это понятие до чизбургера, картофеля фри, какого-нибудь сладкого десерта и вишневой коки, а сейчас, питаясь главным образом в университетской столовой, и подавно считала подобное баловство необходимостью. Однако отметив его простецкие слаксы, рубаху с открытым воротом, грубые рабочие башмаки и дешевые часы на синтетическом ремешке, она ограничилась кофе с двойными сливками и двойным сахаром.

Он ни словом не упоминал о своей работе, предпочитая говорить об архитектуре и о прочитанных им книгах. Диди спросила, каковы его самые ранние воспоминания о Португалии. Профессор, читавший курс психологии, как раз перешел к разделу, касающемуся памяти.

— Море, — однозначно ответил он.

— Море?

— Море всегда занимало главное место в моей жизни. Мы жили на Азорских островах, на острове Сан-Мигель. В детстве, куда бы я ни направился, непременно выходил к морю. У меня не было возможности убежать от него. Море кормило нас, но и… — тут его голос зазвучал с пафосом… — являлось барьером, отделявшим нас от всего остального мира. Сан-Мигель далеко от материка, чуть ли не в центре Атлантики. — Он окунул палец в стакан с водой и с помощью капель изобразил на столике некое подобие карты… — Смотри: вот Испания и континентальная Португалия, а там, посреди океана, моя родина.

Словно стремясь сохранить как личный секрет физическое и психологическое расстояние, пролегавшее между местом его рождения и Бостоном, влага высохла, и его остров исчез с глянцевой поверхности. Прошлое ее собеседника снова укрылось от взора.

— Вот почему мои самые прочные воспоминания связаны с морем, — продолжил он. — И, наверное, поэтому же я очень люблю ходить под парусом. У меня и свое суденышко есть.

Последние слова заставили Диди задуматься, не ошиблась ли она, оценивая его по одежке. Пожалуй, ей все-таки стоило заказать чизбургер. И прочее, по полной программе. Может быть, еще не поздно?

— Я назвал свою скорлупку «Sereja do Mar», — он улыбнулся, — это значит «Русалка». Она совсем крохотная, и я ее пятый владелец. Пришлось основательно повозиться с ремонтом. Радарная установка меня и сейчас не устраивает, но под парусом «Русалка» теперь ходит великолепно.

Диди привыкла к такого рода разговорам. Все ее знакомые называли свои яхты «суденышками» и «скорлупками», все упоминали прежних владельцев и все сетовали на необходимость ремонта — так было принято в их кругу.

— Ты любишь ходить под парусом? — спросил он.

— Да, очень люблю, — ответила Диди, вспомнив прогулки на яхтах в Каннах.

— С тобой так легко общаться, — сказал он, — обычно я столько о себе не рассказываю. Мне бы хотелось встретиться с тобой снова… Знаешь, обычно я выхожу в море около пяти. До половины девятого света на воде достаточно. Что скажешь, если в следующий погожий вечер я приеду и возьму тебя с собой? Если, конечно… — тут он смутился, — ты не будешь занята своим искусством и археологией.