Книга Свидание вслепую - Ежи Косински
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Администратор охотно согласился, и Левантер, хорошо запомнивший с предыдущего посещения планировку бань, сообщил свой план. Чтобы сэкономить обоим время и наверняка не разминуться, он предложил, чтобы администратор снял в банях отдельный номер, приготовился к посещению сауны и перешел в номер 101, забронированный Левантером. Оттуда они могли бы вместе пройти в сауну и там в конфиденциальной обстановке побеседовать.
У Левантера оставалось еще два часа на то, чтобы подготовиться к встрече. Он надел пару замшевых перчаток и достал купленную несколько недель назад саблю и тяжелый хозяйственный молоток с толстым кожаным чехлом поверх железного набалдашника. Все это он завернул в шерстяной шарф, сложил в продуктовую сумку, сунул туда же моток веревки, после чего снял перчатки и тоже кинул в сумку.
При ярком свете ванной комнаты Левантер натянул седой театральный парик, наклеил фальшивые брови, усы и короткую бородку. Через несколько минут он стал совершенно неузнаваемым.
Он вышел из дома через черный ход, поймал такси и приехал в бани. Там снял плащ и бросил его на сумку.
Приблизившись к кассиру, сонному старику с бледным одутловатым лицом, и понизив голос, он сказал, что забронировал номер 101. Не отрывая глаз от газеты, кассир вручил Левантеру брелок с ключами от номера, два банных полотенца и пробормотал, что, согласно тарифу, комната снята на двенадцать часов.
Номер 101 был расположен наверху, в самом конце коридора, рядом с центральным вентилятором, который работал так шумно, что Левантер был абсолютно уверен в том, что всякий, кто заглянет в этот коридор, обязательно свернет, не дойдя до его конца.
Прежде чем открыть комнату, Левантер надел перчатки, вошел и запер за собой дверь. В комнате, освещенной лишь тусклой лампочкой, едва рассеивающей темноту, стоял деревянный топчан с матрасом, простыней и двумя подушками, стул, шкаф и маленький столик возле кровати. Левантер сунул саблю под топчан, а молоток положил на стол. Затем разделся, повесил одежду в металлический шкаф, стоявший рядом с топчаном и вышел, сняв перчатки только после того, как отпер дверь, причем дверь оставил слегка приоткрытой. Закутавшись в полотенце, он спустился вниз и сел в помещении, где посетители обычно расслаблялись после сауны. Отсюда был виден центральный вход.
Администратор гостиницы пришел один, причем несколько раньше назначенного времени, и снял себе номер. Левантер поднялся вслед за ним и направился в свой номер 101. Спрятав ключ в кармане плаща, он надел перчатки и прилег на топчан, прислушиваясь к доносившейся из коридора музыке. Через несколько минут раздался робкий стук в дверь. Левантер встал, взял молоток в правую руку и, держа его за спиной, левой рукой открыл дверь. Заикаясь, он поздоровался с администратором и пригласил его войти. Завернутый в банное полотенце, администратор выглядел неуверенным, смущенным и робким. Он сказал, что подождет его в одном из баров внизу. Левантер объяснил, что и сам только что пришел; он сказал, что заметил внизу несколько сомнительных типов, в открытую торгующих стимулирующими таблетками и нюхающих кокаин. «Лично я, — сказал он, — не слишком-то хочу маячить перед этими типами, но если вы настаиваете, то можно, конечно, пойти туда». Его замечание сработало: администратор тут же сказал, что вовсе не настаивает, и в полутьме, сопровождаемый доносящимся из динамика в коридоре голосом Джуди Гарланд, неловко плюхнулся на стул рядом с топчаном. Левантер левой рукой закрыл дверь, а правой стукнул администратора по голове молотком в кожаном чехле. Оглушенный, тот обмяк и рухнул на край топчана; его полотенце упало на пол. Левантер схватил администратора за ноги и уложил его на топчан. Он запихнул ему в рот кляп из полотенца, достал браслет-брелок с ключами от комнаты и надел себе на руку. Потом перевернул администратора лицом вниз и, обмотав ему веревкой шею, пояс, колени и щиколотки, туго привязал тело к топчану.
После чего Левантер аккуратно оделся и проверил, что ничего не забыл. Он надел плащ, завернул молоток в шарф и положил его в продуктовую сумку. Потом склонился над администратором и ущипнул его: по телу мужчины пробежала дрожь; он напрягся, но кляп оказался слишком плотным, чтобы пропустить хоть один звук. Левантер еще раз напомнил себе, что его действия, подобно приговору военного трибунала, являются безличной местью.
Он вытащил из-под кровати саблю. Держа оружие в руках, Левантер встал в изножье топчана. Клинок поблескивал в голубом свете. Он склонился над голым телом, приблизил кончик сабли к узкому проходу, словно тень разделявшему зад мужчины, потом направил его в этот проход.
Левантер нагнулся, опираясь на одну руку, резко двинул другую вперед и, словно вкладывая оружие в ножны, вогнал клинок глубоко в отверстие. Тело содрогнулось в конвульсиях, потом начало дрожать. К тому моменту, когда внутрь вошел весь клинок, тело было уже неподвижным. Левантер накрыл его простыней.
Он выключил свет и, уходя, плотно прикрыл дверь. Перчатки положил в сумку и, не торопясь, зашагал по коридору. Ему встретилось несколько мужчин — одни обнимались тут же в коридоре, другие были видны через открытые двери тускло освещенных комнат.
Выходя, он скинул брелок с запястья на стойку. Кассир, по-прежнему поглощенный газетой, даже не поднял головы и пробормотал что-то нечленораздельное в ответ на тихое «до свидания», которое бросил ему Левантер.
По пути домой через парк, Левантер медленно снял парик, отклеил брови, усы и бороду и — одно за одним бросил в кусты.
Он подумал об общественном резонансе своего поступка. И власти, и пресса непременно начнут искать связь между преступлением и мотивом его совершения. Наверняка они заподозрят заговор, но отыскивать в этом убийстве заговор так же бесполезно, как гладить бронзовую лошадь. Никто не сумеет распутать обстоятельств и мотивов, приведших к смерти администратора.
У себя дома Левантер почувствовал себя в полной безопасности. Прошло не более часа с того момента, как администратор вошел в свой номер. Случившееся осело в самом отдаленном уголке памяти Левантера — что-то вроде моментального снимка, сделанного «поляроидом»: негатива не осталось, фотограф неизвестен, фотоаппарат выброшен на свалку.
Прекрасно зная о том, что у Жака Моно мало свободного времени, Левантер отправился на встречу с ним прямо в Канны. Прибыв на курорт, он обнаружил, что там проходит ежегодный Каннский кинофестиваль. Моно говорил Левантеру, что, хотя он родился и вырос в Каннах, а впоследствии проводил там все свои отпуска, он ни разу не бывал на кинофестивале. Поскольку Левантер каждый день проводил в обществе Моно, он убедил того посмотреть несколько кинофильмов фестивальной программы и представил своего измученного хворями друга кое-кому из киношников, надеясь, что те его развлекут.
Как-то, ближе к вечеру, когда они вышли с просмотра очередного фильма, Левантер заметил, что какая-то старлетка пялится на Моно. Она подскочила к ним и осторожно спросила, не является ли Моно одной из тех знаменитостей, вроде Чарльза Бойера, которые, по слухам, приехали в Канны с фильмом «Голливуд, Голливуд!», составленным из фрагментов фильмов, в которых они снимались. Моно уже собирался представиться, но тут вмешался Левантер и сказал, что Моно в самом деле звезда, но из другой галактики.