Книга Плащ душегуба - Крис Эллиотт

И все это время он танцевал.

* * *

Девятнадцатый участок гудел как улей, что было необычно для столь позднего часа, когда госпожа О'Лири вперевалку зашла туда и кротко осведомилась у дежурного сержанта, с кем она может поговорить насчет своего постояльца, который снова накануне вернулся домой весь в крови. Дежурный велел ей отправляться домой, поскольку Крушитель уже опознан свидетелем последнего убийства.

– Да, но мне, кажется, все-таки стоит поговорить с начальником… очень-очень кажется, понимаете ли…

– Сударыня, начальник Спенсер более не занимается этим расследованием, – сказал голос у нее за спиной. – Теперь это мое дело.

У госпожи О'Лири глаза полезли на лоб, она судорожно сглотнула и сделала глубокий реверанс перед щеголеватым человеком в костюме детектива.

– О, господин Бирнс, неужто ваше?! Приятно познакомиться, очень даже, – сказала она, от волнения поправляя пучок на затылке. – Видите ли, я слежу за расследованием по бульварным газетам, и сдается мне, человек, которого вы ищете, обосновался в моем доме.

– Моя дорогая, – сказал давний соперник Спенсера, галантно беря ее руку в свои, – в нашем участке мы весьма ценим любую помощь граждан и в этом деле, и во всех прочих. Несомненно, выполнение поставленных перед нами задач, как бы мы ни старались, было бы невозможно без содействия таких сознательных граждан, как вы, чья неутомимая забота об исполнении правосудия и утверждении в обществе высокой морали будет запечатлена на скрижалях истории.

– Ой, да я просто хотела, чтобы он перестал пачкать кровью мое постельное белье, вот что, но коли вы говорите…

– А если вы потратите минутку, чтобы внимательно прочитать сей предварительный оттиск нашей дешевой газетки, то вы сразу увидите, что ваша озабоченность хоть и похвальна, но безосновательна.

Бирнс протянул ей первую полосу утреннего выпуска. Госпожа О'Лири ахнула:

– Боже мой, нет, говорю я вам! И говорю, и говорила! Нет!

КИТИХА ИСКРОМСАНА НА КУСКИ

Веселый Джек – Калеб Спенсер!

Весь город в поисках маньяка.

Начальник полиции – КРУШИТЕЛЬ!

А под заголовком был помещен снимок Лони Бойла, на котором Спенсер и Китиха усаживались в экипаж начальника полиции.

– Так что, уважаемая гражданочка, можете спать спокойно, поскольку мы точно, просто наверняка знаем, кто такой Крушитель. И теперь только вопрос времени – взять его… живым или мертвым.

Глава 10

В которой маркиза де Мертей при помощи интриг мстит виконту де Вальмону (в исполнении Джона Малковича), в то время как мадам де Турвель делает ноги

«Иди… через… Голубая Китиха… Ну, допустим, не китиха, а просто – голубой кит…»

В чем все-таки крылись суть и смысл посланий Крушителя? «Иди через что-то к голубому киту»? Если даже так – что это, черт побери, значит? С тем же успехом он мог бы изъясняться на иностранном языке. И все-таки – через ЧТО идти-то? Я решил снова рассмотреть последние жуткие фотогравюры, чтобы в точности определить, какой именно смысл пытался заложить убийца в свои послания.

На этот раз посмертная психопатическая картина производила еще большее впечатление, чем все предыдущие. Дородная Китиха была подвешена к потолку комнаты, носившей название «Однажды в парке». Кишки убитой лежали на полу, свернутые кольцом, словно бухта каната; один их конец убийца протянул через тяжелый шкив, накрепко привязанный к талии Китихи, – очевидно, таким образом она и была подтянута к потолку.

Едва я увидел эту картину, мои мозги защелкали быстрее прежнего. Чик-чик-чик! – работал мой разум, пока соседи не принялись колотить в стену. «Иди… через… однажды в парке… китиха…» И в конце концов меня шарахнуло, словно на голову обрушилась тонна вечно любимых кирпичей: «Иди через парк к киту».

Теперь я все понял! (Правда, мне по-прежнему казалось, что «ЧЕтверка», превратившаяся в «ЧЕрез», – это некоторая натяжка.)

В любом случае, сейчас, как и тогда, был только один «голубой кит», к которому можно было «гоу-гоу», то есть «идти-идти» «через парк», и был это двадцатипятиметровый левиафан, подвешенный к потолку Зала семьи Милстейн («Жизнь океана») в Музее естественной истории, что на углу Восемьдесят первой и Западной улицы Центрального парка.

Мой разум стрекотал так громко, что едва не лопались барабанные перепонки. Така-така-така-так, и так далее. Почему же следственная бригада в 1882 году не пришла к тому же умозаключению? Впрочем, я и сам точно знал, почему, не так ли?

(Это я к вам обращаюсь: «Не так ли?» Ладно, проехали. Чтобы я еще раз обратился к вам с вопросом? Да никогда!)

А все потому, что их слишком занимали ухаживания, похищения и арестовывания друг друга. Они не могли осознать, что происходит на самом деле. Вот почему! (Так мне думается.)

Я спрятал завистливое негодование (вкупе с уважением к Венделлу и его новой пылкой подружке) в шкатулку из поддельного оникса в моей перегруженной башке и торопливо принялся укладывать рюкзак, сунув туда фотоаппарат, ноутбук, средство для упышнения волос, свое резюме, фотографии и перцовую приправу в аэрозольном баллончике (на случай, если я решу подкрепиться безвкусной едой в музейной кафешке; понятия не имею, почему они сами никак не разживутся такой перечно-соленой приправой). В целях безопасности я прицепил к плащу личный жетон с указанием имени, группы крови и телефона, по которому следует позвонить, если я потеряюсь, – в моем случае это был номер мамаши Венделла, поскольку мои собственные родители в присутствии посторонних всегда делают вид, что впервые меня видят (по словам моего папочки, исключительно из налоговых соображений). А затем я отправился приятно провести день в музее.

Я также прихватил выцветший дагерротип, который выпал из дневника Спенсера. Если б я только знал, сколько неприятностей принесет мне эта штуковина, то с удовольствием оставил бы ее, а то и вообще разорвал, сжег и спустил в унитаз.

* * *

К десяти часам театр «Лицей» был уже набит битком. Все ждали выступления Гудини. Калеб вынужден был пристроиться возле обнаженной бронзовой статуи, изображавшей какого-то древнего грека, чей сморщенный выпирающий элемент маячил аккурат на уровне глаз Спенсера.

Тем временем Гудини, невысокий мускулистый человек с пронзительным голосом, исполнял на подмостках свой знаменитый номер – освобождение из бочки с простоквашей. Он проделывал этот трюк уже сотни раз без всяких затруднений, но сегодня все шло наперекосяк. Гудини больше двадцати минут просидел в небольшом запертом бидоне, полном густого кислого молока, и публика начала беспокоиться. Оркестр наяривал какую-то импровизацию. Тем временем Бесс, очаровательная ассистентка иллюзиониста, мило улыбаясь, расхаживала взад-вперед перед этим бидоном, который неистово содрогался в ответ на отчаянные попытки Гудини оттуда выбраться.