Книга Амрита - Банана Есимото

Брат и сестра были заметно старше нас, троих младших. Можно сказать, что меня и двух младших братьев воспитывали именно они. Это было счастливое время. Мы действительно были счастливы. И никто никогда не смеялся надо мной из-за того, что я не такой, как все.

Но я все равно знал, что я другой. Иногда во сне я предвидел будущее. Я не знаю, почему из всех нас только я обладал этой способностью. Я умел предсказывать погоду, заранее знал свои оценки на экзамене, предчувствовал несчастные случаи, которые еще не произошли. И еще я знал одну страшную вещь – я боялся ее больше всего на свете и ни с кем, ни с кем не мог поделиться своим знанием.

Вечером мы, одетые в пижамы, долго и шумно возились на своих матрасиках, пока в коридоре, в конце концов, не раздавались тяжелые мамины шаги. Я быстро залезал под одеяло и лежал там, затаив дыхание. В комнате обычно горел ночник, который почти не давал света. Было темно. Мама открывала дверь и с порога кричала: «Ну-ка быстро спать!» Когда она уходила, мы начинали сдавленно хихикать и шептаться, но уже не шумели. Постепенно мы засыпали. Еще один день был позади, и во сне мы шли навстречу новому дню.

Но иногда, может раз или два в году, я неожиданно просыпался посреди ночи и лежал в темноте, с открытыми глазами, умирая от страха.

Меня включали, словно лампочку. И каждый раз повторялось одно и то же – воздух вокруг наполнялся непонятно откуда взявшимся густым запахом серы. В первые разы я думал, что, может быть, это напукал кто-то из моих братьев. Но потом понял, что этот запах не имеет ничего общего с обычными детскими запахами, да и вообще с настоящими запахами. Он был иллюзией, он рождался где-то в глубине моего мозга, моего сознания. Избавиться от него было абсолютно невозможно. Я смотрел на моих спящих братьев, на мою любимую сестру – они были едва видны в слабом свете ночника. Прислушивался к их мерному дыханию. Мне вдруг начинало казаться, что все они умерли. Что это трупы лежат, разметавшись по полу, раскинув в стороны маленькие руки и ноги. Но потом наваждение проходило.

Комната была очень маленькой, именно эта теснота и спасала меня каждый раз. Я любовался густыми ресницами старшего брата, вглядывался в лицо сестры и смеялся про себя над носом – пуговкой одного из младшеньких. Я мог смотреть на спящих часами. Они были совсем не такими, как днем. В них чувствовалась какая-то грусть, они были такими беззащитными. Я знал, что наступит утро и все будет по-прежнему: тот из нас, кто проснется первым, начнет тормошить остальных, смеяться и прыгать между матрасов. Мы будем ссориться из-за туалета, переключать телевизор с канала на канал, может быть, даже подеремся, но потом обязательно помиримся. Однако все это будет утром, когда мы проснемся, когда закончится эта страшная ночная тишина и вместе с ней мое одиночество. Понимая это, я старался как можно скорее заснуть, но запах не отпускал меня в сон. И еще я слышал голоса. Они шептали мне на ухо: «Кроме тебя, никого не останется». Я отчетливо слышал эти слова, хоть и не понимал, что они значат. Да я и не хотел понимать. Я хотел только одного – заснуть и проснуться утром в окружении моих любимых братьев и сестер. И чтобы все было как раньше! И чем дольше я лежал в темноте, тем яснее становилось, что все произойдет так, как говорят голоса: мои родные уйдут, исчезнут один за другим. И никого, кроме меня, не останется. И это было так страшно, что, в конце концов, я не выдерживал и принимался будить сестру. «Мне страшно», – говорил я и брал ее за руку. Сестринская рука была теплой – теплой. Сестра сквозь сон крепко сжимала мои пальцы. И я знал, что утром, когда увижу, что все мои братья живы – здоровы, мне станет так радостно, что я готов буду расплакаться от счастья.

Но где-то глубоко внутри я чувствовал приближение чего-то ужасного. Оно отбрасывало темную тень, которая уже накрыла и мою сестру, и моих родителей… Не хотел, но чувствовал. И сам себе казался маленьким и беззащитным.

Я смотрел в лицо сестры, и, не успев больше ни о чем подумать, засыпал. Утром от едкого запаха не оставалось и следа. Комната была наполнена солнечным светом и шумом веселой возни. Сестра говорила: «Кодзуми, тебе опять ночью приснился страшный сон, ты залез ко мне под одеяло». Я уже начинал забывать страшные подробности. Только слова эхом отдавались где-то на периферии сознания: «Кроме тебя, никого не останется». Но все были такими веселыми и радостными, встречая новый день, что я не обращал на это эхо никакого внимания. Папа уже вышел в море, мама хозяйничала на кухне, мы убирали в комнате – каждый охотно занимался своим делом.

Но одну вещь я так и не смог забыть. Этот запах. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что он значил. Сера – запах смерти. Все сбылось гораздо позже. Все мы успели вырасти и разъехаться кто куда. Сначала погиб мой отец – утонул в океане. Потом мой младший брат разбился на мотоцикле. Сестру убило электричеством на заводе, где она работала. Через несколько лет от тяжелой болезни скончался мой старший брат. А два года назад умер мой младший брат – он поехал учиться за границу и заразился СПИДом… Остались только мы с мамой. Я здесь, она – в Японии, в лечебнице для душевнобольных. Она так никогда и не побывала за границей.

Я не рассказывал ей про свою свадьбу, потому что она все равно ничего не понимает. Конечно, мы навещали ее, и каждый раз она принимала Сасэко за мою старшую сестру. Но на самом-то деле, кроме меня, никого не осталось… Теперь я никогда не хожу в горячие серные источники – ненавижу запах серы.

Я больше не слышу голосов по ночам, но довольно часто вижу сны о своем детстве. Во сне я вижу своих братьев и сестру. Они спят, разметавшись на матрасах. Я слышу их дыхание. Кто-то сладко сопит. Кто-то скрипнул зубами. Их детские лица светлы и безмятежны. Но я уже знаю, что они мертвы, хоть и лежат тут, рядом со мной. И все-таки – мне приятно быть с ними. Пусть даже так. Пусть даже осознавая, что никого из них нет среди живых…

Когда я просыпаюсь утром – на моих щеках слезы. Ночью я побывал не в нашей милой комнате, а в братской могиле. В гробу… Я потерял их всех. Я бросил маму, отдал ее в лечебницу и сбежал на далекий остров.

«Невероятно…» – хотела сказать я, но не успела.

– Что значит «бросил маму»? – сказал Рюичиро. – Ты ее вовсе не бросил. Не надо себя обвинять понапрасну.

Я чуть было не повторила вслед за ним то же самое, но удержалась. Все равно мне не произнести это так же убедительно, как получается у Рюичиро. В конце концов, он – писатель. У него есть талант убеждать. В каждом его слове заключен мощный заряд энергии, которая заставляет собеседника верить, что изреченное – есть истина в последней инстанции.

– Как бы я хотел, чтобы ты был прав, – ответил на это Кодзуми.

– Попробуй взглянуть на дело иначе, – сказал Рюичиро. – Ты выжил. Отразил атаку. Слабый ген тебя не подкосил, ты избежал ранней смерти. Ты – победитель.

Сасэко молча кивнула.

Кодзуми хмуро сказал:

– Да – да. Я победитель, понимаю. Но теперь я боюсь потерять Сасэко. Эта мысль не дает мне покоя. Я почти не сплю по ночам.