Книга Вырванное сердце - Алексей Сухаренко

…Настя посмотрела вечернюю сказку о волшебном цветике-семицветике, который исполнял семь желаний. Она любила эту историю и всегда представляла себя на месте девочки Жени. Её удивляло поведение сверстницы, которая с таким трудом придумывала себе очередное желание, и каждый раз одно глупее другого. Только один раз, срывая самый последний лепесток, она наконец загадала настоящее и полезное. Подарила здоровье мальчику.

Сама Настя знала, как бы она распорядилась, будь волшебный цветок у неё в руках. Самый первый лепесток – вернул бы маму. И второй сделал бы так, чтобы мама больше никогда не уходила. Третий – чтобы мама с папой больше никогда не ругались. Четвёртый… В общем, только у последнего лепестка она бы, наверное, попросила что-нибудь для себя. Только что именно, она раньше не знала. А сейчас знала точно, что потратила бы своё последнее желание без всякого сожаления на то, чтобы взять к себе домой её бездомного, хромого Пёсика, который сбежал в тот страшный вечер, подгоняемый выстрелами отцовского пистолета. С того времени она его больше не видела, хотя часто выходила во двор и бродила вдоль длинного заводского забора в надежде увидеть его снова.

Она подошла к окну, выглядывая на улицу, желая увидеть в полутёмном дворе его хвостатый силуэт. Вместо этого она увидела заворачивающую во двор машину отца. Дочка обрадовалась его раннему приезду и побежала включать плитку, рассчитывая порадовать отца жареной яичницей с помидорами.

«Нет, не успею. Эх, если бы он позвонил заранее. А так ему придётся еще ждать сколько времени», – сокрушалась девочка тому, что ей не хватит времени на готовку. Однако прошла минута-другая, а отец всё не приходил. Когда он наконец вошел в комнату, она уже успела разбить два яйца в обжаренный лук с помидорами и теперь пыталась выловить кончиком ножика попавшие в яичницу мелкие кусочки скорлупы.

– А я тебе яичницу уже почти приготовила, – обрадовалась его приходу дочка, больше всего довольная тем, что отец пришёл в самый подходящий момент.

Отец сел рядом, провёл взглядом по её кулинарному творению. Вскользь. Было заметно, что своими мыслями он был не здесь. Весь напряжённый, равнодушный к своей любимой еде. Настя уже понимала такое его состояние и знала, что это не надолго.

«Сейчас я поставлю перед ним сковородку, нарежу ему черного бородинского хлеба, и он погладит меня по голове и скажет: “Спасибо, моя хозяюшка”. Может, достать из холодильника недопитую четвертинку, для аппетита? Нет, это пусть сам, если ему захочется… Ах, забыла, вот бестолочь».

— Папа, я забыла сала порезать в яичницу, – поникла головой девочка, на глаза которой стали наворачиваться слёзы. – Ты так неожиданно приехал, я стала торопиться и забыла.

– Иди ко мне, доченька, – отец протянул руки.

Глаза у отца добрые, обычная, повседневная усталость исчезла, а взгляд стал ещё больше наполняться тёплым светом. Папа прижал её к груди. Совершенно сбитая с толку, девочка ничего не понимала. Она не справилась с его яичницей, а он такой радостный и нежный. Может, он перестал любить сало? Отец что-то шепнул на ухо. Она не поняла из-за щекотки. Попыталась плечом потереть ухо. А он опять шепнул, и снова щекотно, но уже не так сильно. И услышала: «К нам… вернулась». Подумала сразу о Ней и тут же прогнала эту мысль. Потому что больно обманываться в очередной раз.

«Мало ли кто и что может вернуться. Возвращаются не только мамы, но и другие люди, а ещё память, удача, радость, счастье…»

Хотя последние понятия это всё о Ней. Разве она может быть счастлива без мамы?

«А может, Пёсик? Может, это папа о собаке хотел сказать? К нам… собака твоя вернулась – так он хотел сказать. Или не так. Если так, то это здорово. Понятно. Что она это, конечно, не Она. Ну всё-таки не будет так одиноко… Ну не томи, шепни еще раз. Пожалуйста!»

Настя придвинула ухо к папиным губам.

– Что?

– Мама пришла к тебе и стоит сейчас… – Грачёв не успел договорить, как его «разорвало» спрыгнувшей с колен маленькой «шахидкой».

– Где?! – Глаза, круглые от удивления, голова вертится во всех направлениях их небольшой комнаты, подбежала к окну, выглянув во двор. Пусто!

– Где она стоит? Там? – Она показала на входную дверь и, не веря самой себе, стала качать головой, отрицая такую возможность.

– Да, она там, – кивнул отец. – Я хотел тебя подготовить, чтобы встреча не была для тебя большой неожиданностью.

– Она стоит там? – не слушая отца, все никак не могла поверить дочь.

Ей казалось это невозможным и кощунственным, что её родная мать сейчас стоит за дверью, словно чужой человек, которого никто не хочет видеть.

«Почему она осталась там? Почему не вбежала раньше отца и не зацеловала меня за все два года? Она разве меня не любит больше? Забыла или отвыкла? Или отец меня обманывает? Нет, только не это! Папа не смог бы так поступить! А если смог? И за дверью никого нет? Кто же всё таки там? Мама?!»

Девочка почувствовала, как у нее холодеют руки и начинают дрожать колени. Она посмотрела на часы, ради хода которых она пожертвовала копилкой-Фунтиком, и те, благодарно подмигнув секундной стрелкой, ответили на её вопрос утвердительно: «так-так-так». Она ещё раз внимательно посмотрела в глаза отца и немного успокоилась, увидев на его лице радость. Таким, как сейчас, она не видела его два года. Он словно помолодел на эти два года, хмурые морщинки на переносице трансформировались в солнечные лучики у глаз, и от них было тепло.

Она стала медленно приближаться к двери, чувствуя, как с каждым шагом усиливается стук её сердца. У самой двери сердце стало колотиться так, что стало больно груди. Насте показалось, что нельзя смотреть через дверь. Радость не разглядывают через глазок. Счастье надо впускать, распахивая дверь настежь, словно собственное сердце. От переизбытка эмоций из глаз хлынуло два потока слёз.

Она взялась за ручку и почувствовала, как её охватывает страх. Она вспомнила свою игру, когда она медленно подходила к двери, воображая, что за ней стоит мать. И каждый раз за дверью было пусто. Глаза сами прильнули к глазку, словно кинулись «в разведку». Так было бы, наверное, легче принять любой исход. Завесы из слёз и здесь не дали девочки чёткого ответа. Пелена перед глазами, и какое-то размытое пятно или тень. Настя смахивала слёзы, вновь и вновь прикладываясь к глазку. Наконец с той стороны двери явно вырисовался силуэт человека. Женщины!

– Мама! – Настин крик разнёсся по коридорам семейного общежития, заполняя собой всё пространство, проникая сквозь стены комнат и места общего пользования. Она ещё не увидела всех черт лица, но уже поняла, что это её мама. Она откинула дверь и впрыгнула, влетела в это тёплое, душистое и родное «облако». Она обнимала мамино тело, ещё не успевшее набрать тепла с уличного холода, отогревая её верхнюю одежду своим маленьким разгорячённым телом. Чувствуя на себе мамины руки, Настя всё сильнее и сильнее прижималась к маме, стараясь раствориться в Ней целиком и без остатка. На тот случай, если она снова исчезнет. Тогда она заберёт с собой и её.