Книга Сессия. Дневник преподавателя-взяточника - Игорь Данилевский

– Думаю, что такое предположение не просто допустимо – оно с необходимостью следует из факта существования так называемого закона Ципфа-Парето, который мной уже здесь, в общем-то, упоминался, – спокойно отвечаю я. – Распределений, которые для удобства называют «ципфовскими». До сих пор никто не в состоянии объяснить, как может одна и та же по сути формула, в которой варьирует только показатель степени, описывать абсолютно разные вещи. Например, закон самого Парето гласит, что приблизительно восемьдесят процентов богатств принадлежит двадцати процентам населения, двадцать процентов клиентов приносят восемьдесят процентов прибыли, и так далее, и тому подобное. Тем же самым паретовским законом описывается – что бы вы думали? – распределение гравитационной плотности в звездных системах! А закон самого Ципфа устанавливает столь же асимметричное использование слов в законченных текстах большого объема. Распределение властных полномочий в обществе, численности жителей городов, число открытий и изобретений и столько всего ещё, вплоть до результатов сдачи экзаменов и числа владельцев имений, принявших участие в восстании якобитов, описывается одной и той же формулой. Отсюда и следует, что мысли и действия самых разных, не связанных между собой в повседневной жизни людей оказываются сцепленными, как в обычной материальной системе – например, как снежинки в горах любимого нашими олигархами Куршавеля. Я сейчас намекаю на то, что данному закону подчиняется и распределение числа частиц в сошедшей лавине. Разные ученые и изобретатели, часто даже не подозревая о существовании друг друга, делают, как им кажется, сугубо индивидуальную работу, которая на поверку оказывается выраженной коллективной формулой. Все это неизбежно свидетельствует о том, что наши мысли – это в какой-то степени не только наши мысли. И возможным это, уважаемые коллеги, оказывается по одной причине – каким-то глубинным, неосознаваемым слоям нашего мышления свойственна квантовая или подобная квантовой организация. Почитайте работы академика Маслова. Он доказывает, что на элементарном уровне, на котором раньше физиками было получено распределение Бозе-Эйнштейна – одна из двух квантовых статистик – можно из этого распределения вывести закон Ципфа-Парето.

– А вы полагаете, что возможно мерить физическим аршином общественную материю? – высунулся из общей массы долговязый вихрастый парень. – Не игнорируете ли вы тем самым специфику социальной сферы?…

…Теперь уже, при виде таких недоумков, у меня возникает желание постебаться.

– Дорогие друзья! Из года в год мы обсуждаем практически одни и те же проблемы – оснований мира и мышления вообще и социальных отношений в частности. И каждый раз делаем это с одним и тем же, а именно – почти нулевым – результатом. Почему же так происходит? Почему физика и другие естественные науки добились столь впечатляющих результатов за четыреста лет своего существования, а обществознание в самом широком смысле этого слова как вращалось в кругу одних и тех же ходов мысли, так и продолжает вращаться? Мы с вами, положа руку на сердце, не можем не чувствовать некоторого дискомфорта от того, что получаем такие же надбавки за свои ученые степени, как, например, математики или технари. Но они занимаются делом, а чем занимаемся мы? Вечно спорим друг с другом и предлагаем диаметрально противоположные решения одних и тех же вопросов? На мой взгляд, единственным способом хоть как-то оправдать свое существование в науке – именно науке, а не говорильне парламентского типа – могла бы стать попытка выстроить некий проект, который бы объединил между собой самые разные области знания. В частности, этот проект позволил бы сформировать обществоведческие схемы по образцу схем физических.

– А осуществимо ли это? – выкрикивает с места все тот же парень.

– Разумеется, – говорю я, – все мы прекрасно знаем, какие мыслители считали и считают, что это нереализуемо в принципе. Но специфика наших дней как раз и состоит в выявлении того факта, что «невозможное возможно», как правильно пел один финалист «Евровидения». Если еще пятнадцать лет назад никто и не слышал про такое направление, как эконофизика, когда, например, динамика фондовых рынков описывается теми же уравнениями, что и хорошо изученные физические процессы, то сегодня это направление имеет все шансы стать мэйнстримом в экономической науке. Если раньше скатерть-самобранка или лампа Алладина считались ненаучной фантастикой, а проще говоря – сказкой, то сегодня работающие в корпорациях типа Ай-Би-Эм специалисты всерьез обсуждают создание в будущем наноассемблеров – роботов, собирающих на уровне отдельных атомов нужные нам объекты. В принципе вековая задача алхимиков – нахождение философского камня – уже решена. Будущие нанороботы смогут разобрать на элементарные частицы любое вещество и потом по имеющимся у них матрицам собрать новое. Можно будет делать золото хоть из металлов, хоть, пардон, из фекалий. Пока у инженеров есть свои технические трудности, а основная наша с вами трудность, друзья, заключается в том, что для развития междисциплинарных исследований требуются люди, одинаково сведущие и в точных, и в гуманитарных науках. Это почти нереально, а значит, требуется объединение усилий огромного числа специалистов из далеких областей знания. Но для того, чтобы организовать эти усилия, сначала требуется заинтересовать людей – показать им, что смычки, мосты между их сферами интересов не просто есть, а буквально бросаются в глаза. И стоит только эти мосты расчистить, как между разными науками наступит такой взаимообмен данными, который неизбежно приведет, не побоюсь этих слов, к новой научной революции, аналогов которой не было уже восемьдесят с лишним лет, если вести отсчет с Пятого сольвеевского конгресса. А это, в свою очередь, приведет к появлению качественно новой философии – не к пустопорожней, ни к чему не обязывающей трескотне, в которой иногда встречаются рациональные зерна, а к научно обоснованной системе взглядов, которая будет не мешать усвоению новых данных, как это нередко происходит сейчас, а, наоборот, – способствовать ей, стимулировать ее и заглядывать, как и положено философии, за горизонты, но не отрываясь при этом от научной почвы.

– Однако вы не очень высоко цените способность людей к коллективной рефлексии, – продолжает напирать на меня этот недопырь. – Вы…

«Наверное, аспирант той дамы в бордовом!» – усмехаюсь я про себя, и в этот момент раздается голос Свасьянца:

– Уважаемые коллеги! У вас еще будет возможность задать Игорю Владиславовичу свои вопросы и сегодня, и завтра. К сожалению, мы все связаны регламентом. Я благодарю сейчас Игоря Владиславовича за содержательное выступление, но вынужденно прерываю его, потому что необходимо предоставить слово еще многим участникам нашего сегодняшнего пленарного заседания.

Я киваю Свасьянцу и Вике – не только в знак прощания с ними, потому что оставаться здесь я больше не собираюсь, но и в знак благодарности за то, что быстро избавили меня от общения с идиотами, – и быстро спускаюсь со сцены. Все эти жаждующие повыпендриваться и показать, что они тоже не лыком шиты, поцы и матроны не вызывают у меня никакого желания во что бы то ни стало доказывать им свою правоту. Наоборот, они вызывают у меня желание зевнуть и лечь спать, оставив их наедине с собственным скудоумием.