Книга Поэтесса. Короткий роман - Николай Удальцов

Как и во всей стране.

Машина во дворе у нас разные, от «Жигулей», именуемых «Ладами» до «Мерседеса», и в количестве, вполне достаточном для того, чтобы бабки-пенсионерки ругали автовладельцев на чем свет стоит.

Среди этих машин была и «Хонда» моего старшего сына, которую он оставил под окнами моей мастерской со словами:

– Посторожи.

– А если что-то случиться?

– Не переживай, папочка, – все застраховано.

– Да, – ответил я сыну, хотя в душе усомнился в том, что на свете действительно застраховано все.

И – ото всего…

…В погоде был такой же бардак, как и во всем остальном, и осень, слегка похолодив природу, оголив деревья и покрыв асфальт мрачными лужами, куда-то запропастилась, вернув тепло до такой степени, что женщины поснимали осенние колготки…

…Я курил на лавке у подъезда, когда во двор въехала черная «Мазерати», за рулем которой сидела Лариса.

Она вышла из машины, а я поднялся со скамейки, и мы оба молча смотрели в глаза друг другу.

– В этой жизни я любила только тебя, – прикончила молчание Лариса, и я ответил единственное, что мог ответить на эти слова:

– После моей смерти можешь считать себя моей вдовой.

– Если бы у тебя было много жизней, одну из них ты посвятил бы мне? – по тому, что было непонятно, говорит Лариса серьезно или шутит, мне стало ясно, что она спрашивает серьезно.

– Я и одну жизнь не сумел посвятить тебе.

– Ну, а все-таки?

Как бы ты поступил?

– Не знаю.

Я ведь и сейчас, сегодня – не знаю, как потупить?

А только тот, кто знает, как нужно поступать каждый день, понимает – как нужно поступать каждую жизнь…

– …У тебя был один-единственный недостаток – ты хотела стать моей женой, – прошептал я, и Лариса, погладив крыло своей «Мазерати», ответила мне так же тихо: – А у тебя был единственный недостаток – ты не хотел быть моим мужем…

– … Теперь у тебя все хорошо, Лариса.

Во всяком случае, у тебя есть все.

– Он дал мне все, – ответила теперь уже бывшая моя поэтесса, а потом – прибавила:

– А ты дал мне все остальное.

– Раз уж ты здесь, Лариса, зайди, – проговорил я, сам не зная – ни чего желая, ни – на что рассчитывая.

– Я не войду в твой дом.

– Почему? Раз уж ты приехала.

– Потому, что ты не можешь потом пойти в мой дом.

И если я зайду к тебе, это будет предательством и по отношению к тебе, и по отношению к нему.

Поедем в лес.

– Нет, Лариса.

– Почему?

– Потому, что в лесу я могу захотеть затащить тебя на заднее сиденье, а ты можешь не удержаться и позволить мне это сделать.

И это станет предательством и по отношению ко мне, и по отношению к нему, и по отношению к тебе.

– Поедем в лес! – повторила Лариса, и я почувствовал то, как она изменилась.

Передо мной была женщина, научившаяся приказывать.

И это был не приказ барина холопу, а приказ генерала полковнику.

Генерала, принимавшего на себя ответственность за то, что произойдет в дальнейшем.

Лариса была красивой и талантливой женщиной, а значит, красота ее была агрессивной. Красотой, достигающей своей цели.

– Ты понимаешь, что я буду делать с тобой, если мы поедем в лес, Лариса?

– Понимаю, – ответила бывшая моя поэтесса, опустив глаза:

– Будешь меня ларисить…

…«Мазерати» вернула нас в мой двор через час. Вернула каждого из нас в свой мир.

– Ну, ты скажи: быть богатой – это очень приятно?

– Ага.

Одни проблемы.

Раньше у меня было два брючных костюма: один светлый и один темный – и я всегда знала, что надеть.

А теперь одежды шесть шкафов, а, не поверишь, надеть нечего.

– А как твои дела? – Как и были, – ответил я, – только иногда хочется напиться.

И, услышав мои слова, Лариса вытащила из кабины гитару и, облокотившись на полировку автомобиля, тихо наиграла мотив:

…Ты мне говорил о разном.

Ни разу за веки кои,

Не спутав запой с оргазмом.

Не спутав оргазм с запоем…

– Это было о тебе, – проговорила Лариса, перебирая при этом струны. – А это – обо мне:

Клетка из золота, словно из стали…

Жду в воскресенье – не Воскресенья…

Мы были – любовники…

Стали друзьями…

Невероятно!..

Какое паденье!..

Красивая, умная, богатая женщина, имеющая возможность выбирать себе зал, импровизируя, устроила свой шутливый микро-концерт посреди замусоренного двора для меня.

Одного – меня.

И я был благодарен ей именно за это мгновение.

А потом ей стало пора.

И она на прощанье спросила:

– Ты будешь завтра дома? – и я ответил ей честно:

– Не знаю, милая.

– Почему?

– Потому, что на свете ничего завтрашнего еще ни разу не было.

Лариса сделала мне подарок тем, что показала, что наша последняя встреча, возможно, не последняя.

А значит, моя последняя судьба – не последняя тоже…

…Каждый раз, уходя от меня, она уносила рюкзак ласковых и нежных слов, которые я говорил ей, иногда невпопад, но ни разу не завязав узла на душе…

…Смотреть вслед отъезжающей черной машине мне пришлось недолго, только до тех пор, пока машина не скрылась за поворотом. Там, где был выезд со двора на главную дорогу.

Я сидел и курил, а мой взгляд озирался по сторонам.

На первом этаже, в соседнем подъезде ставили пластиковые окна, и мастеровые замеряли проем сантиметровой рейкой.

И, когда из двери нашего подъезда вышел муж Лады, Гена, и, закурив тоже, присел на лавку рядом со мной, я спросил его:

– А почему оконные проемы не могут сделать одинаковыми, чтобы не пришлось мерить каждый раз?

В это время из-за кирпичной коробки гаража вышел пьянчужка и, встав недалеко от того места, где недавно стояла Ларисина машина, стал мочиться в кустах.

Мы с Геной оба посмотрели в его сторону, и Гена спросил:

– С балкона я видел, что тебя привезла женщина на «Мазерати».

Кто она?

– Она – женщина, песни которой я слушал раньше, и сплетни о которой не слушаю теперь.

Муж Лады вновь посмотрел на пьянчужку, стоявшего около того места, где совсем недавно стояла машина Ларисы, и проговорил:

– Люди разные, а ты спрашиваешь, почему окна одинаковые сделать не можем?

Страна у нас такая.