Книга Лик над пропастью - Иван Любенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…Около театра толпилась публика. Тускло мерцал керосиново-калильный фонарь и у входных дверей переминался с ноги на ногу городовой в башлыке. Людей было на удивление много. Пьеса шла давно, и театральные завсегдатаи успели ее посмотреть. «Забытая невеста» как-то быстро прижилась на здешних театральных подмостках и полюбилась труппе. Да и персонажи, будто выхваченные из ставропольской жизни, пришлись по душе не только зрителям, но и придирчивым критикам.
У Клима Пантелеевича имелась выкупленная на год балконная ложа, в которую он разрешал пускать бесплатно учащихся, за исключением тех дней, когда сам собирался на представление. В таких случаях он заранее предупреждал о визите.
Войдя в фойе, Вероника Альбертовна сияла и щедро раздаривала окружающим благосклонные улыбки. И тому было несколько веских причин: прежде всего, появилась возможность выставить напоказ новое вечернее платье, пошитое у модного столичного мастера; к тому же она втайне гордилась подвигом мужа и предвкушала, как знакомые, заглядывая ей в глаза, станут вздыхать сочувственно и жалеть ее, напоминая о риске, которому подвергся Клим Пантелеевич; не стоит сбрасывать со счетов и то, что ей импонировала роль жены автора популярной пьесы.
Жаль только, что этот самый автор испортил весь триумф. И теперь глаза его преданной спутницы уже не искрились радостью. Она печально вздыхала в одиночестве и со скучающим видом посматривала в зал. Интересного было мало: из оркестровой ямы доносились разрозненные звуки тромбона и контрабаса; пахло пылью, мышами и залежалым сукном.
А все началось с того, что еще пять минут назад, чинно шествуя с ней под руку, Клим Пантелеевич впился взглядом в одну местную красавицу — несостоявшуюся невесту покойного Кампуса. Она пришла в театр с матушкой. Уточнив ее имя, он спешно проводил Веронику Альбертовну на балкон, а сам заторопился обратно, вероятно, к этой юной Афродите. Надо было видеть, как вспыхнули его глаза! Как изменился взгляд! Как напрягся лоб и проявились складки в уголках губ! Разве такое ускользнет от внимания многолетней подруги жизни? Никогда!
А между тем, пока дражайшая половина предавалась душевным терзаниям, сам глава семейства с величайшим тактом посвящал Ксению Никольскую в трагические события гибели экспедиции. Рассказ был сухой и короткий. Да и что, собственно, мог поведать Клим Пантелеевич, если полным очевидцем расправы над сотоварищами он не был, а только слышал их прощальные крики, с которыми они бросались в пропасть. Судя по влажным глазам, девушка горячо любила Кампуса.
Но для Ардашева особый интерес представляли ее собственные злоключения. А повествование было прелюбопытнейшее. И хоть в нем преобладали только бесцветные краски, зато было полным-полно звуков, запахов и даже ощущений. Недавняя пленница обладала не только удивительной памятью, но и завидным вниманием к мелочам.
Ксения рассказала, что, как только она очнулась, сразу почувствовала во рту неприятный сладковатый привкус. «А это, — мысленно отметил адвокат, — свидетельствовало о применении хлороформа».
Ее руки были связаны. На голове у нее был надет темный холщовый мешок с прорезью для рта. Судя по запаху, в нем, вероятно, когда-то хранили сушеные травы, скорее всего базилик. После того как она попросила пить, ее, как слепую, вывели во двор. Чужая рука была женская — маленькая, но мозолистая. Порог дома состоял всего из одной ступеньки. Колодец, куда бросили ведро, был довольно глубок, так как шлепок ведра о воду раздался не сразу. Она обратила внимание и на то, что металлическая кружка имела выщерблину на краю и громыхала цепью. Вода оказалась солоноватой. Откуда-то издалека до ее слуха донесся паровозный гудок. Ночью, когда ее охранница заснула, девушка развязала руки, сорвала мешок и выпрыгнула в окно. В темноте беглянка не разглядела ни дома, ни дороги, ни какого-либо приметного места. Как ей удалось выбраться на Черкасский тракт, Ксения не помнила.
Тем временем в фойе прозвенел третий звонок, и следовало занимать места. Откланявшись, Клим Пантелеевич вернулся в ложу. Настроение хозяйки дома № 38 на Николаевском проспекте он понял с полувзгляда. Достаточно было легкого прикосновения губ к нежной дамской ручке, чтобы ее грусть улетучилась. И все-таки Вероника Альбертовна не удержалась от внушения:
— Прости, Клим, но меня беспокоит, что последнее время вокруг тебя вьются молодые и соблазнительные особы. Прошлый раз ты почти час провел в кабинете с любовницей Тер-Погосяна, какой-то там Милашей Поднебесной, а теперь вот, бросив все, полетел к Никольской.
— Фамилия той дамы — Заоблачная, — улыбнувшись, поправил жену Клим Пантелеевич. — Мы уже разговаривали с тобой о ней. Вполне вероятно, что через пять месяцев я смогу подать на утверждение Окружного суда духовное завещание Тер-Погосяна, выданное в ее пользу. Если другие наследники его не оспорят, то она сразу же переведет десять тысяч рублей на счет «Убежища беспризорных детей». Это мой гонорар.
— Неужели? — всплеснула руками супруга. — Восхитительно! Наконец-то мы сможем пошить сиротам новую одежду, купить приличные тарелки, кружки!..
— Кружки? — вопросил Ардашев.
— Ну да, кружки. А что?
— Нет-нет, ничего, — рассеяно вымолвил он и погрузился в собственные мысли. В его руках появилась коробочка монпансье.
Заметив это, Вероника Альбертовна смолкла. За годы, проведенные вместе, она уяснила, что отвлекать супруга в минуты глубоких раздумий нельзя ни при каких обстоятельствах.
Жена тяжело вздохнула и принялась смотреть уже знакомую пьесу. Постепенно происходящее на сцене увлекло ее, и она не заметила, как упал занавес. Закончилось первое действие. Зал разразился аплодисментами.
Повернувшись к мужу, супруга была приятно удивлена: уже не было ни ненавистных леденцов, ни отсутствующего, обращенного внутрь себя взгляда. Клим светился от радости, будто решил наконец так долго мучившую его задачку, что, собственно, было недалеко от истины.
— Позвольте, мадам, пригласить вас в ресторан! — игриво воскликнул он.
— Вы предлагаете, сударь, сбежать с вашего собственного спектакля? — подыграла она.
— Решительно! И чем скорее, тем лучше!
— Что ж, я согласна!
— В таком случае прошу, — супруг подставил локоть.
Ардашевы направились в фойе.
Присяжный поверенный уже накинул жене пальто, когда сзади послышался чей-то знакомый голос:
— Простите великодушно, Клим Пантелеевич, но я давно вас ожидаю.
Обернувшись, он увидел капитана Мяличкина из столичного контрразведывательного ведомства. Он был одет в штатское, что, несомненно, свидетельствовало о секретности его визита, и в руках держал небольшой чемоданчик.
— Константин Юрьевич? Какими судьбами?
— К сожалению, все теми же.
— Ах, простите, — опомнился адвокат, — я забыл вас представить. Это, дорогая, Константин Юрьевич Мяличкин, в некотором роде… мой бывший коллега. Мы познакомились с ним в Ялте, в прошлом году.