Книга Беспощадная бойня Восточного фронта - Вилли Вольфзангер

Вольфзангер, как ученик старших классов, чувствует перед войной свою незрелость в попытках писать стихи и переживает отсутствие опыта и знания жизни, которые не дают ему возможности создавать правдивые литературные опусы. Едва ему исполнилось двадцать лет, незадолго до ухода на фронт, он в своей автобиографии отмечает: «Творчески одаренному ребенку, которым я был, недоставало источника, который кормил бы его снова и снова, по мере того, как он растрачивал предыдущие знания. У меня отсутствовал опыт знания жизни в ее самом широком аспекте. Все, что мне удавалось узнать, я слишком быстро использовал, а пополнить свои знания было нечем». Задолго до того как он вынужден был покинуть свой родной дом в Дуйсбурге, Вольфзангер мечтает о том, чтобы вырваться из оберегаемого родителями положения сына хорошего управляющего. Но пока это были только мечты и сновидения, в реальности же он ведет себя так, как этого хочет отец. При всем желаний расширить свое познание мира Вольфзангер принуждает себя носить маску. Ради отца он начинает заниматься банковским делом. Это при его отвращении ко всяким занятиям, связанным с деньгами и торговлей. Вольфзангер приступает к обучению банковскому делу в банковской ассоциации Дуйсбурга. Свои задания он выполняет аккуратно, хотя и без особого прилежания. Он рвется как можно скорее вернуться к книгам и рукописям. Когда его обучение заканчивается, причем ранее намеченного срока, он получает хвалебную рекомендацию «за скромное поведение и следование идеалам товарищества, а также аккуратное выполнение всех данных ему поручений».

Однако сам Вольфзангер очень далек от необходимости выполнять эти поручения. «Бежать» — вот в чем состоит основная его мысль. «Об этом нашептывают мне как голоса ангелов, так и призывы демонов. Я и надеюсь на это, но и опасаюсь последствий»

На фотографиях предвоенного времени его черты лица необычайно мягкие, в большинстве случаев он сквозь очки смотрит в книгу. Фотография, где Вилли снят на отдыхе на побережье Балтийского моря с семьей, которая всегда отдыхала там летом, мы видим двух хилых мальчиков. Но за мягкими чертами Вилли скрывается его значительное «я». Он может быть и надменным, и суровым. Общительность не в его характере. В «летней легенде» Вольфзангер, в тексте, посвященном его отдыху в отпуске на Балтийском море, он рассказывает, как его сверстники строят замки из песка, а его интересует совсем другое. Он внимательно следит за отцом, прислушиваясь к его беседе с владельцем морского порта. «При этом, — пишет он, — я делал выводы о роли рабочего человека и праздного одиночки в обществе». О всегда расценивает себя как исключительное явление. Но это станет причиной его частых депрессий («такова моя участь, всегда нести только эту печаль»). Он чувствует свою неспособность к созиданию серьезных произведений, которая тащит его назад при всем его таланте. Вольфзангер позволяет себе маленькие заскоки, чтобы выделиться на фоне других людей. Так, он не ест, например (по крайней мере, до службы в армии), сыр. Даже купание вызывает у Вилли чувство сопротивления и, по его собственному выражению, нежелание мыться говорит о его неповторимости.

«К ужасу общества, которое не может выносить отступления от общепринятых правил и которое поражает всякая обособленность, я предпочитал вместо старой привычки просто подставлять свое тело воде и солнцу, обильно смазывать его маслом и потом уже лежать на солнце. И меня бесполезно было уговаривать».

По-настоящему понял его, пожалуй, только школьный товарищ Рольф, который был по расистской идеологии нацистов «недочеловеком» и позднее депортирован в Освенцим. С ним он спорит по поводу литературы и играет в шахматы вплоть до истощения. Эта дружба, пишет Вольфзангер, была в те годы для него большой частью жизни. Однако дистанция между обоими друзьями постоянно ширилась. Они поссорились окончательно, когда Рольф в сентябре 1942 года — за немного месяцев до его депортации — заявил, что Вольфзангеру нет смысла заниматься писательской деятельностью. Преследуемый режимом нацистов «недочеловек» Рольф критикует тексты немецкого солдата, считая, что он «использует уже давно отжившие формы, картины и символы». В этом письме вскрываются глубокие противоречия, возникшие между ними. Рольф говорит о литературно обработанной жизненной истории Вилли Вольфзангера, как о «постыдной бестактности». Звучит в его словах не только критика, но и разочарование. Причем не только в своем приятеле, но и в его помощниках. Он осуждает те мотивы, на основании которых Вольфзангер пишет свою книгу. «Один человек помогает другому, которого рекомендовали ему в силу тяжелой необходимости, — пишет Рольф. — Теперь же я нахожу, что все второстепенные сострадательные чувства, выражающиеся (по-христиански) в порядке благодарности, всего лишь печальная необходимость. А для жизни важно только действие». Рольф приводит этот пассаж лишь в качестве «примера», хотя и имеющего непосредственное отношение к Вольфзангеру. Этот латентный упрек Рольфа Вилли Вольфзангер переживает тем не менее тяжело. В начале 1943 года он узнает, что Рольф арестован и тяжело болен. «Я получил об этом только сообщение, но не знаю его подлинной сути», — отмечает Вольфзангер, который считает, что его долг перед старым другом еще не выполнен. Поскольку подруга Рольфа, которой был передан его ребенок, пребывает в нужде, то «для моих родителей, «членов партии первого круга», все же понятно, что я помогаю ей». С согласия своей матери, он отправляет на сберегательную книжку этой дамы 100 дойчмарок. Для его матери, а тем более отца, это большая смелость, так как помощь внебрачному ребенку жертвы господствующей идеологии расизма могла оказаться для них роковой. «Я не знаю, обрадовала ли особенно папу эта жертва, — с боязнью пишет Вольфзангер. — Но если он сам узнает все подробности, то это будет лучше, чем я стану писать ему».

В бумагах Вольфзангера сохранилась маленькая записка с адресом лагеря Освенцим, из которой следует, что Рольф был заключен в этот лагерь. До начала 1944 года он регулярно пишет ему. Так как непосредственная корреспонденция невозможна, он направляет письма отцу Рольфа, который передает их дальше. «Я полагаю, что мои письма заключенному все-таки немного облегчат его положение», — пишет он родителем Рольфа. За несколько недель до своей гибели Вольфзангер пытается подбодрить Рольфа и посылает ему свои стихотворения. Очевидно, он чувствует себя около заключенного и видит в его судьбе параллели к своей собственной — однако, совсем другой — жизни. «Каждый порог, который мы перешагиваем, приводит нас на новую нейтральную полосу» — это строфа из стихотворения «Путешествие», которое Вольфзангер посылает в марте 1944 года Рольфу. И далее: «Власти играют с подозреваемыми, как с изгнанными из общества».

Участь друга способствовала, очевидно, тому, что Вилли Вольфзангер больше не стал уклоняться от политических проблем. Примерно с 1942 года он находит в себе мужество выражать свое открытое презрение войне, армии и национал-социализму. Критические пассажи, имеющие отношение к существующему режиму, появляются в письмах Вольфзангера, хотя ему хорошо известно, что они контролируются выборочно. Некоторые подобные заметки появляются в письмах к матери. Правда, он понимает, что это может иметь для нее отрицательные последствия. Но теперь Вольфзангер уже не обращает на это особого внимания. В августе он пишет в дневнике, который позднее отсылает домой: «Будь проклят тот, кто поставил нас в такую ситуацию, будь проклят Гитлер, который начал эту войну: прокляты все генералы, полковники и промышленники, создающие вооружение. Все, все, которые несут свою вину за эту войну и хотят ее. Будь проклято это время. Для нас остается только смерть или отступление. И наша единственная цель — бегство. Сицилия сдалась, а мы продолжаем жертвовать своими жизнями ради того, чтобы атаковать болота, пески и леса». В перерывах между боями он позволяет себе небольшие нарушения воинской дисциплины. Саботирует, например, все попытки приобщить его к учебе вновь мобилизованных солдат. Он не хочет участвовать в дальнейшей милитаризации страны. Когда его начальник Гарри требует, чтобы он обучал новобранцев обращению с винтовкой, Вольфзангер говорит этим рекрутам: «Винтовка — это ручное оружие. Ножного оружия не существует. Такой тип вооружения — пропаганда. Оружие бывает рубящим и колющим, которое может также и стрелять.