Книга 2012. Дерево Жизни - Евгений Ничипурук

Я прислушался к своему телу и убедился, что что-то целебное в водах этого озера безусловно есть, и зря местные законы не разрешают в нем купаться… Я уверенно взвалил рюкзак с бензином на плечи и зашагал в гору. Еще час я шел по рисовым террасам, а потом минут тридцать по лесу. В лесу было темно, и где-то над головой перекрикивались потревоженные мною макаки. Я боялся макак и змей. Змея могла попасться под ноги, а разбуженная злая макака могла спикировать с дерева. Я вжал голову в плечи, подобно спящей ночной птице, только я это делал от страха и холода. Я ковылял дальше, стараясь никуда не сворачивать. Идти приходилось по полному бездорожью. Иногда путь пролегал через колючие кустарники, иногда передо мной стеной возникали непроходимые заросли бамбука. Я с трудом продирался через все это растительное буйство. Я сильно порвал шорты и превратил в лохмотья футболку. К ссадинам на ногах и руках добавились многочленные глубокие царапины. А я шел и шел. Пока наконец не оказался на поляне. В центре которой росло то самое дерево с картины Вильяма Херста.

Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что спалить его при помощи шести литров бензина будет очень сложно. Оно было огромно.

Понятно, почему именно дерево баниан стало Деревом Судьбы, – оно словно песочные часы. И вверх и вниз расходятся толстые стебли, вниз корни, вверх крона. Только верх более светлый, а низ более мрачный и почти лишен зелени. Но все равно… я не раз крутил сделанные мною снимки туда-сюда, переворачивал их вверх ногами и удивлялся, что, если посмотреть на это дерево сверху, получится примерно то же самое… Это дерево было особенно разросшимся. Как пять или шесть обычных деревьев баниан. Внутри него запросто можно было построить небольшой храм или поставить маленький домик на ветвях. С балкона отеля я не увидел его размеров прежде всего потому, что совершенно не представлял расстояния до него. Я снял рюкзак и решил залезть на крону и оглядеться. Несмотря на почти не гнущуюся ногу, я сумел вскарабкаться в глубь многочисленных стволов. Мне было интересно, есть ли на этом дереве действительно какие-то записи, или все же это не более чем символ, «ярлычок», «шапка» программы. Я светил на ветви мобильником и внимательно рассматривал толстые причудливые ветви. Все они были покрыты какими-то маленькими трещинками. При желании, их вполне можно было принять за руны. Какая-то из этих записок – наша судьба. Я почувствовал небывалый прилив сил. Я понял, что наконец-то нашел! Я добрался, и дело за малым! Я наплюю на судьбу! Я наплюю на предначертание и сделаю то, что решил сам!

Я спустился вниз, достал из рюкзака бутылки с бензином, постоял минуту в нерешительности, а потом, набрав полную грудь воздуха, стал бросать бутылки-гранаты в дерево, стараясь забрасывать высоко, чтобы облить горючим более тонкие ветви, которые, разгоревшись, могли бы создать жар и для более крупных частей дерева. В ушах у меня звучала песня «Come Undone»! Я сунул руку в карман, желая сделать погромче, и с удивлением обнаружил, что никакого плеера у меня нет. Видимо, я потерял его во время аварии. Тем не менее всю ночь, пока я брел по полю и лесу, я явно слышал в голове музыку. Вся она звучала в моей памяти и просто играла у меня в голове. Я бросал бутылки с бензином в дерево, и мне казалось, что я солдат – защитник крепости, бросаю гранаты в нападающий на меня гигантский вражеский танк. И вот в ход идет последняя, шестая, бутылка. Я достаю из кармана зажигалку и чиркаю кремнем – вспыхивает маленький язычок пламени. Я театрально запускаю Zippo в крону деревьев, и пламя мгновенно вспыхивает, освещая всю поляну. Я прыгаю вокруг на одной ноге и радуюсь, что все же сумел обмануть судьбу. Радуюсь как ребенок. И мне совершенно плевать, что будет дальше! Я впервые в жизни довел задуманное до конца! И вот когда я приплясываю на одной ноге, напеваю начавшую звучать у меня в голове очередную песню, я вдруг вижу нечто, что заставляет меня присесть на землю и замолчать. Я вижу очередное свое дежавю… я вижу себя, танцующего у дерева, объятого пламенем… и это видение очень четкое… я узнаю даже царапины на своих руках… без труда прокручиваю, как я уже научился, события чуть вперед… и без труда вспоминаю, что там дальше… и вижу Омана, выходящего на поляну. Но не Оман заставляет меня сесть и заткнуться, а то, что все это уже было… все это уже было… все это уже было записано в моей глупой судьбе! Чертов Сикарту! Я ору как сумасшедший, ору матом и бросаюсь на дерево, пытаясь сбить пламя остатками майки. Но пожар уже разошелся вовсю. Дерево уже пылает целиком. А Оман хватает меня за плечи и оттаскивает в сторону. Я падаю на землю, а охранник Миа придавливает меня сверху коленом… Я кричу что-то про Адама и Еву, кричу, что опять повелся на очередную разводку. Что тщеславие – мой главный грех. И вот я пойман в ловушку собственных фантазий!

– Успокойся! – говорит Оман. – Нужно уходить – говорит он и тащит меня, совершенно обмякшего, грязного и полуголого, куда-то с поляны, где за спиной уже вовсю разгорается нешуточный лесной пожар.

Мы пробираемся сквозь кусты к припаркованному на грунтовке автомобилю. Оман несет меня на спине, а я плачу и вытираю грязные слезы о его черную футболку. Он запихивает меня на заднее сиденье автомобиля. Садится за руль, и мы медленно едем по черному полю. Я прижимаюсь лицом к стеклу и смотрю, как в окне отражается мой лесной пожар. Оман не включает фар, и мы крадемся минут двадцать по проселку, пока не выбираемся наконец на нормальную дорогу. Я смотрю вдаль через зеркало заднего вида и вижу языки пламени, колыхающиеся над священным деревом вдали.

– Тебе надо уезжать, – говорит Оман.

– Я не могу. Завтра должна прилететь Она, – отвечаю я и чувствую, что начинаю проваливаться в сон. – Оман, мы смогли что-то изменить? А? – спрашиваю я тихо.

– А разве мы должны были что-то изменить? Мы сделали то, что должны были сделать…

Я размазываю по щекам грязь и слезы… я понимаю, что опять оказался лишь пешкой в чьих-то очень умелых руках… я понимаю, что конец света по Вильяму Херсту не отменить. И возможно, он – не уничтожение, а Перерождение. Сикарту хотел начать новую историю… хотел начать писать новые судьбы… новый просвещенный мир. И ему нужны были картины Херста, чтобы запустить механизм перерождения, который конфликтовал с написанной ранее судьбой… и ему нужно было хотя бы на время отключить ее… заблокировать ее действие… Потому что люди не могли выдержать такой нагрузки, и их души могли бы начать взрываться, словно электрические лампочки, и для этого нужен был я… выходит, что я все-таки спас мир. Я улыбаюсь и засыпаю.

* * *

Я открываю глаза и вижу, что Омана нет. Машина припаркована прямо на пляже. Пляж пустынен, песок черен. Солнце недавно встало. По его расположению я понимаю, что я на восточном побережье. Время отлива. Я открываю дверь и выхожу из машины. Вдыхаю прохладный свежий воздух океана. Я смотрю на себя и понимаю, что как-то успел переодеться. А возможно, это Оман зачем-то переодел меня. И я чувствую себя так легко, как, наверное, не чувствовал еще никогда в жизни. Я не ощущаю больной ноги. Я вприпрыжку бегу по пляжу и забегаю иногда в воду, поднимая множество брызг вверх. Я кричу «УРРАААА!», потому что я знаю, что все закончилось. Все. Конец истории! Я свободен! И так легко от этого! А на песке сидит Сикарту. Сидит своей аборигенской задницей на черном песке. Он в шортах-«камбджийках» и майке Rip Curl. На руках куча фенечек. На груди какой-то замысловатый амулет. Он бос, загорел и очень вальяжен. Больше похож на хиппи, чем на хитрое божество-интригана. Я думал, что если еще раз встречу его, то накинусь с кулаками, а тут почему-то я не испытываю никакой ненависти… я тихо подхожу к нему и плюхаюсь рядом на песок.