Книга Сердце меча - Ольга Чигиринская

— Леди Ван-Вальден, — ответила она.

— О, боги…

Внутри завозились, и через минуту Морита открыл дверь — он успел не только надеть брюки и юката, но и сполоснуть рот мятной водой, и сложить постель.

— Я, кажется, знаю, почему вы пришли, — он уступил ей постель, самое удобное сиденье в каюте, а для себя откинул от стены единственный стул. — Это уже не честность, это патология.

— Что вы имеете в виду? — спросила Констанс.

— Ну, нет, против себя я свидетельствовать не обязан даже в инквизиции, — усмехнулся он. — Скажите вы: в чем дело?

— Вы лжесвидетельствовали против Бет.

— Не против Бет, а в пользу мальчика. И если бы не я, его бы, самое меньшее, избили.

— Но если бы сказанное вами не оказалось правдой… Если бы вы ошиблись в своей догадке… То самая черная напраслина оказалась бы возведена на девочку. Мастер Морита, неужели вы и в самом деле настолько ни во что не ставите модифицированных людей, что вам все равно, как их оговаривать?

— Расовая принадлежность тут совершенно ни при чем — к слову, я считаю Элисабет человеком и всегда обращался с ней как с человеком. В данном случае я исходил из совершенно других соображений: из вопроса о том, насколько адекватный вине вред будет причинен в обоих случаях.

— То есть, по-вашему, попытка изнасилования, если бы она действительно имела место, не заслуживала бы сурового наказания?

— Миледи, я не могу считать попыткой изнасилования несостоявшийся секс с девицей, которая сама приглашает юношу на свидание в самом укромном углу корабля — хотя уже выбор места свидетельствует о том, что выбирал не Дик — он бы нашел место получше. По-моему, такая девица прекрасно знает, чего хочет. И, по-моему, смешно делать из этого трагедию. Если Вы верите, что все создал Бог — то и гормоны он создал тоже.

— И ум и совесть, господин Морита. Я знаю вавилонские взгляды на вопросы пола, и нахожу их неправильными.

— Но именно из-за ваших взглядов на нее мог бы пострадать мальчик, который вам так дорог. В Вавилоне никто просто не спросил бы, что делают юноша и девушка вдвоем в уединенном месте. Если им это нравится, почему бы нет?

— Мастер Морита, я не хочу сейчас дискутировать о морали. И не называйте меня «миледи»: вы не мой вассал.

— Прошу прощения, сударыня. Но тогда — зачем вы пришли? Сказать мне — ай-яй-яй, как нехорошо лгать?

— Как ни глупо — узнать наконец правду. Кто-то из дорогих мне людей обошелся с другим дорогим мне человеком скверно. Я пытаюсь понять, что делать.

Моро вытянул губы, поднеся к ним руку — жест старого, давно бросившего курильщика, которому для раздумья требуется хотя бы символическая сигарета. Потом сказал:

— Думаю, вам будет трудно прийти к какому-нибудь решению, которое вас самое устроило бы. Вы требуете от себя и других не чего-нибудь, а совершенства, сударыня. Вам не хочется признавать их нормальными здоровыми подростками, которые только из-за множества комплексов не смогли подарить друг другу немного здоровой радости. И если мне почему-то их жаль, то именно поэтому.

— И вам не жаль того, что тут могло быть нечто намного большее — и не сбылось?

— Нечто большее — у них? Я реалист. Мальчик и девочка принадлежат совершенно разным мирам, они не могли бы жить каждый жизнью другого. Если бы не ваша выдумка с этим полетом, они бы вообще не имели никаких шансов встретиться — хотя и провели, насколько я понимаю, годы отрочества на Мауи. Мальчик — приютский щенок, а девочка — оранжерейный цветочек. В старые добрые довоенные времена у нас праздновали один праздник… На разных планетах его называли по-разному…

— Но суть была одной и той же: в эту ночь у любого мужчины был шанс с любой женщиной. На Мауи эти карнавалы назывались плясками Паре…

— Да, верно… Ах, сударыня, кто не жил там до войны — тот вообще не жил, — Моро улыбнулся своей кошачьей улыбкой. — Нет, боюсь, у меня вы душевного облегчения не найдете. Я просто не вижу проблемы там, где ее видите вы.

— Но почему тогда вы заступились за Дика? Только из милосердия?

— Мальчик спас мне жизнь, когда кос бросился на меня, и, кроме того, он мне просто нравится. Он и вам нравится, иначе вы бы сюда не пришли. Мы оба, каждый на свой лад, беспокоимся за него, верно? Со своим умением ничего не делать наполовину он или станет великим человеком, или попадет в большую беду. А впрочем, почему «или-или»? Это вполне совмещается.

Констанс молчаливо признала правоту вавилонянина.

— Вам известна легенда о Кухулине? — продолжал Моро.

— Я дочь Дилана Мак-Интайра, — пожала плечами Констанс. — Конечно, известна, и даже стихи из нее я помню. Вы намекаете на подслушанные Кухулином слова Катбада?

— Да. А еще на то, что Кухулин был безупречен и имел только три недостатка: он был слишком юн, слишком отважен и слишком красив. В нашем случае имеется еще и четвертый: ваш паладин слишком честен.

Констанс смотрела в зеленые наглые глаза вавилонянина, и пыталась понять, что же за ними скрывается. А впрочем — почему «наглые»? Этот человек просто смотрит прямо, не видя оснований стыдиться себя, и…

Нет, все-таки наглые, какие-то оценивающие.

— Кто вы, мастер Морита?

— Искатель удачи, выбитый войной из той жизни, которую он так любил, — ответил Моро без всякого вызова. — Я вижу, вы любите предоставлять шансы, леди. Предоставите ли вы шанс и мне?

— Это зависит от того, чего вы ищете, мастер Морита.

— Того же, что и все люди. Достатка, уважения других, маленьких удовольствий…

— Это вы могли бы найти на Мауи. Там куда больше возможностей сделать себе состояние и имя, чем на Санта-Кларе или на старых планетах доминиона Ван-Вальденов.

— На Мауи слишком многие знают что мы, Морита, представляли собой раньше. Я сколочу состояние, которого мне хватит, чтобы жить безбедно — но люди, знавшие нас прежде, будут говорить, что Морита чуть-чуть приподнялся над нищетой, в которую был сброшен после войны. Нет, предпочитаю осесть там, где никто меня не знает. Неужели я буду худшим вассалом, чем здоровенный грубый морлок?

На этот раз он, кажется, посмеивался.

— Откуда в вас такое стремление? Не оттого ли, что никто и никогда не давал шанса вам самой? Скажите, леди Констанс, вы счастливы?

— Да, — сказала она, вдруг как-то очень остро ощутив, что одета весьма вольно, и находится ночью одна в каюте наедине с мужчиной… с весьма незаурядным и удивительно красивым мужчиной… Сидит на постели, еще теплой от его тела. Вдыхает его запах — довольно приятный запах чистой кожи, с лавандовым привкусом дешевого жидкого мыла из душевой «Паломника». Ситуация более чем… Констанс ненавидела слово «пикантная», а оно, как назло, вытеснило из головы все остальные.

— Я открою дверь, — сказала она.