Книга Черепаший вальс - Катрин Панколь

— В любом случае, — продолжала Анриетта, — любовь — это приманка для глупцов, ее придумали, чтобы продавать больше книг, журналов, кремов для лица и билетов в кино. На самом деле это что угодно, только не романтика.

Ирис зевнула:

— Может, тебе стоило подумать, прежде чем производить нас на свет? Сейчас-то слегка поздновато.

— Что касается секса, с которым вы нынче так носитесь, то об этом я даже говорить не хочу… Отвратительная повинность, которую приходится отбывать, чтобы удовольствовать пыхтящего сверху мужчину.

— Еще того лучше. По-моему, ты изо всех стараешься убедить меня вернуться в больничную палату!

— Но ты же вышла оттуда не для того, чтобы влюбляться! Ты вышла, чтобы вернуть себе положение, квартиру, мужа, сына…

— И счет в банке, чтобы разделить его с тобой! Ясно. Боюсь только, я тебя разочарую.

— Я тебе не позволю отчаиваться. Это слишком легко! Я за тебя возьмусь, девочка! Можешь быть уверена!

Ирис улыбнулась, спокойно и безнадежно, и повернула прекрасное печальное лицо к окну. Почему они все требуют от нее каких-то действий? Лечащий врач нашел ей преподавателя физкультуры, тот будет приходить к ней, чтобы «подключить ее тело». Ну и жаргон! Я же не штепсель, который нужно сунуть в розетку. Врач был молодой. Высокий, симпатичный шатен с круглыми карими глазами и бородкой печального барда. Человек ясный и понятный, как дважды два, с таким уж точно не придется страдать. Наверняка никогда никуда не опаздывает. Он называл ее «мадам Дюпен», она его — «доктор Дюпюи». В его глазах она читала, какой диагноз он ей поставит. Едва ли не названия лекарств, которые он пропишет. Она не вызывала в нем никакого волнения. А ведь раньше, до этой сонной клиники, я еще нравилась мужчинам. Их взгляды не скользили по мне равнодушно, как у этого Дюпюи. Мать права, надо взять себя в руки. Остается только врать, убавить себе лет пять и подкрепить эту ложь ботоксом.

Она нащупала в сумочке пудреницу и открыла ее, чтобы посмотреться в зеркало. На нее взглянули два серьезных ярко-синих пятна. Глаза! У меня еще остались мои великолепные глаза! Я спасена! Ведь глаза не стареют.

— А на воле совсем неплохо, — сказала Ирис, повеселев от мысли, что вновь обрела свою красоту. И воскликнула, разглядев наконец залитую дождем улицу:

— Какое уродство! Как только люди живут в этих клетушках? Неудивительно, что они их поджигают. Запрут людей в этих крольчатниках и удивляются, что тем невмоготу.

— Вот и подумай как следует. Если не хочешь жить в бетонной коробке, самое время привести себя в порядок и вернуть мужа. Иначе придется открыть для себя скромное очарование пригорода…

Ирис вяло улыбнулась и стала молча смотреть в окно.

Не очень-то она восприняла мои слова, подумала Анриетта, украдкой косясь на точеный профиль старшей дочери. Сталкиваясь с неприятностями, Ирис и не пытается их преодолеть, а всегда обходит стороной. Старается не замечать. Переносится в идеальный мир, где все беды и проблемы исчезают по мановению волшебной палочки. В мягкий, непроницаемый, ласковый мир, где не нужно прилагать усилий, достаточно просто присутствовать. Она готова поверить первому встречному шарлатану, который посулит продать ей самое что ни на есть доподлинное счастье — лишь бы все получилось само собой. Готова душой и телом предаться тому, кто исполнит ее желания, хоть Богу, хоть ботоксу. Она может стать монахиней, уйти в монастырь, только чтобы не бороться. Ее считают сильной, а она держится одними пустыми, дешевыми грезами. На все согласна, лишь бы не пачкать руки в житейских дрязгах. Но тут уж придется ей поднапрячься. Вернуть Филиппа будет ох как нелегко. Странная она все-таки девочка. Освещает вас своей ослепительной улыбкой, ярко-синим сиянием глаз, а сама вас и не видит. Ни во взгляде, ни в улыбке — ни капли тепла или интереса. Наоборот, она выставляет их перед собой как ширмы. И тем не менее никто перед ней не устоит: она такая красавица! Кому сказать — это я про собственную дочь! Можно подумать, я в нее влюблена. Как эта Кармен, которая ждет ее дома. Так или иначе, за такси я платить не буду. Разоришься такие концы делать!

«И как я стану жить?» — думала Ирис, водя пальцем по запотевшему стеклу. Мне придется выходить, общаться с людьми. С теми, чьи губы за эти месяцы пересохли от клеветы. Она буквально слышала, как шепчутся злобные сплетницы: красотка Ирис Дюпен загибается в клинике где-то под Парижем. Она вздохнула. Надо найти какой-то ход. Какого-то троянского коня, который вернет меня обратно, в жестокий и зловонный высший свет. Беранжер? Не тот размер, никакого веса. Кавалер? Да, богатый, влиятельный мужчина. Надо, чтобы видный мужчина меня увидел. Она усмехнулась. В нынешнем-то состоянии! Я ведь стала невидимкой… Остается одно: соблазнить собственного мужа. Мать права. Эта женщина часто бывает права. Она дальновидна и упряма. Значит, Филипп, другого выбора у меня нет. Он влюблен в эту курицу Жозефину. Та еще кулема, слон в посудной лавке. Не дай бог позвать ее в ресторан, все столы перевернет, да еще рассыплется в благодарностях перед гардеробщицей за то, что та повесила ее пальто. Вдруг Ирис выпрямилась и хлопнула обеими руками по сумке.

Как же она раньше не додумалась?

Ее троянским конем будет Жозефина! Ну конечно! Вот с кем надо выйти в свет. Кто лучше нее покажет парижскому обществу, что вся история с книгой была непомерно раздута? Очередной мыльный пузырь, коснись — и лопнет. Мы убедим всех сплетников, что это ужасное недоразумение, просто уговор двух сестер. Одна хотела написать роман, но не желала ставить свое имя и появляться на публике, а другая согласилась подыграть, потому что ее забавляла эта мистификация. Они хотели развлечься, вспомнить детские шалости. Задумали милую шутку, а вышел скандал. Они виноваты лишь в том, что не предвидели такого успеха.

Как же ей это раньше не пришло в голову? Все потому, что я валялась в этой клинике. Всю фантазию растеряла, отупела от разноцветных пилюлек. Первым делом надо завоевывать не мужа, а Жозефину. Она будет моей палочкой-выручалочкой, с ее помощью я вернусь в свет. Она наверняка мучается из-за нашей ссоры и сгорает со стыда при мысли, что соблазнила моего мужа. Адское пламя лижет ей пятки и жжет ее совесть. Приглашу ее пообедать в модный ресторан. Закажу столик на самом виду. Всем покажусь вместе с моей пресловутой жертвой — это укоротит змеиные языки. Она уже представляла себе диалоги за соседними столиками: а кто это там, те самые знаменитые сестры? Ну да! А я думала, они рассорились! Значит, все не так ужасно, раз они вместе обедают? И дело канет в Лету, благо память у людей дырявая, как шумовка. Слишком много гадостей они узнают каждый день, все их помнить — непозволительная роскошь. И я без всяких унижений, объяснений и оправданий займу свое законное место и утру сплетникам нос. Блестяще. Просто, как апельсин. Раз — и готово. Браво, Ирис! А потом, решила она, весело похлопывая по сумке от «Шанель», останется только вернуть мужа.

Она достала помаду и подчеркнула улыбающиеся губы.

Надо купить еще такую помаду.

Обновить гардероб.