Книга Роковая молния - Уильям Форстен

— Солдаты Рима, сегодня я горжусь вами!

Марк Лициний Грака обвел глазами два корпуса воинов, выстроившихся перед воротами Рима. Солдаты, разбитые на батальоны, стройными колоннами занимали все пространство плаца, на котором долгие месяцы проходили нелегкую подготовку к воинской службе.

— Немногим менее года назад по воле сената вы еще были рабами, а теперь передо мной гордо стоят свободные граждане.

Раздались одобрительные возгласы. Винсент Готорн внимательно осмотрел ряды и с гордостью отметил, что солдаты не нарушили строй и по-прежнему стоят по стойке «смирно». Он перевел взгляд на Марка, усмехаясь тому, что тот переложил всю ответственность за рабство на сенат. Но, в конце концов, своим позорным поведением бывший сенат заслужил это.

— Сегодня вы официально стали частью армии Республики в составе 6-го и 7-го корпусов.

Стоявшие в строю воины одобрительно кивали, гордясь новенькими кокардами, только сегодня по распоряжению Готорна прикрепленными к их шляпам. Эмблемой 6-го корпуса был греческий крест, а 7-го — полумесяц со звездой; красный цвет эмблемы обозначал первые дивизии корпусов, белый — вторые, а синий — третьи. Сами по себе эмблемы ничего для них не значили, но среди солдат уже распространились слухи о большом значении отличительных знаков легендарных подразделений в Армии Союза в старом мире, и особенно красного круга на кокардах солдат 35-го Мэнского полка.

— Я уверен, скоро вы заслужите такие же почести, какие выпали на долю 3-й дивизии 4-го корпуса.

Марк указал на городские стены, служившие своеобразным амфитеатром для жителей Рима.

— Помните, что теперь и от вас зависит крепость стен нашего города в этой новой войне. Вам выпала честь защищать ваши дома, ваших близких и новообретенную свободу.

Марк посмотрел на стоящего рядом Калина; президент тоже стоял навытяжку, поля цилиндра отбрасывали тень на его лицо.

— Мы будем сражаться как единый народ, мы поможем нашим товарищам, как они помогли нам в прошлом году. Мы сражаемся за свободу каждого, кто просит нашей помощи в борьбе против тирании проклятых орд. Я с гордостью поведу вас в бой.

Марк отдал честь, по рядам солдат пронесся громкий гул одобрения. Он обернулся к Калину, и президент вышел вперед.

— Друзья, свободные граждане объединенных республик, — начал свою речь Калин, и Винсент с удивлением отметил, что его в латыни почти нет русского акцента, — я, как и большинство из вас, был подневольным крестьянином. Но теперь я свободен. В борьбе за свободу я лишился руки.

Калин указал на пустой рукав сюртука. Винсент знал, насколько неприятен был этот жест для Калина, считавшего упоминание о боевых заслугах самой низкой формой политиканства. Но в данной ситуации такой ход был оправдан, поскольку римляне не знали его так, как знали русские и янки. Солдаты ответили президенту очередной волной одобрительного гула.

— Я не могу сказать, когда закончится эта ужасная война, и закончится ли она когда-нибудь. Но я знаю, что вы — свободные граждане, и за это я буду биться до самой смерти.

Калин помолчал, глядя на стоящих перед ним воинов; его лицо стало вдруг очень усталым и печальным.

— Мы все по-разному произносим имя Бога, но Он — един для всех нас. Друзья мои, давайте помолимся все вместе, чтобы настал тот день, когда мы сможем отложить оружие, обнять своих родных и жить в мире.

Калин снял шляпу и осенил себя крестным знамением, римские солдаты молча опустили головы. Прошла минута тишины. Калин поднял голову и снова улыбнулся.

— Когда все это закончится, я думаю уйти в отставку и открыть кабачок.

Люди в строю расплылись в улыбках, кое-где послышался смешок.

— Не передавайте моей жене эти слова, но если вы будете в Суздале, то вам стоит лишь упомянуть 6-й или 7-й корпус, и я выставлю нам пару стаканчиков. Удачи всем вам!

Калин склонил голову и отступил назад; вслед ему послышались крики одобрения, даже более громкие, чем после выступления Марка. Президент подошел к Готорну.

— Я все сделал правильно?

— Почти.

— А, ты опять о президентском достоинстве, — посетовал Калин. — Дай Бог, чтобы после войны осталось в живых достаточно этих ребят, чтобы разорить мой будущий кабачок.

— Мы должны выступить сегодня, — сказал Готорн. Он уже сказал все, что собирался сказать, — призвал солдат выполнить свой долг. После его слов не было приветственных криков, да он и не ждал их, такие эмоции оставляли его равнодушным. Но Винсент видел гордость в их взглядах, решимость оправдать доверие, и этого ему было достаточно.

Калин печально кивнул, не решаясь отпустить Винсента, а тот криво улыбнулся. Накануне вечером они пытались поговорить, но ничего не вышло. Если и был на свете человек, которого Винсент любил за его доброе сердце, так это был его тесть. И в то же время Готорн чуть ли не стыдился его.

— Береги себя, отец, — произнес Винсент срывающимся голосом. — А если…

Он не договорил и посмотрел в глаза стоящего перед ним мужчины.

— Все в порядке, сынок, продолжай.

— Если я не вернусь, — продолжил Винсент, пытаясь унять дрожь в голосе, — скажи Тане, что она не виновата ни в чем. Скажи, что я любил ее. Просто со мной произошло что-то неладное. Я знаю, она решила, что я разлюбил ее. Это не так.

— Просто ты не любишь самого себя, — тихо произнес Калин.

Винсент посмотрел на него неожиданно повлажневшими глазами.

— Я ненавижу то, во что я превратился. — прошептал он. — И если есть Бог, даже он не сможет мне помочь. Я люблю войну и ненавижу себя за это.

— Ты найдешь выход. Возможно, Эндрю понимает тебя лучше, чем все остальные. Я знаю, он тоже о тебе беспокоится. Попробуй поговорить с ним.

Винсент покачал головой.

— Не теперь. А может быть, я еще не готов к разговору. 11 не знаю, буду ли когда-нибудь готов.

Готорн поднял голову и попытался улыбнуться.

— Побереги ее. А когда все будет кончено, если она найдет кого-то еще, дай ей понять, что я не против, я хочу, чтобы она была счастлива.

— Не говори таких слов на прощанье.

— Я думаю, мы больше не увидимся. Я давно это чувствую. Пусть этот разговор будет нашим примирением.

Калин не нашел слов, чтобы ответить. Он молча обнял Винсента за плечи, прижал к себе и расцеловал в обе щеки. Он опустил голову, не в силах смотреть на Винсента или кого-то другого. Готорн отступил на шаг. выпрямился и отдал честь Калину, а затем флагам обеих республик. Потом подошел к ожидавшему его Димитрию и офицерам штаба, сел на своего коня.

Перед Готорном выстроился 7-й Суздальский полк, но в его рядах было не больше половины состава. Часть солдат теперь служила офицерами в двух новых корпусах, часть погибла при защите Рима в прошлом году. Оставшиеся в полку были прикомандированы к штабам 6-го и 7-го корпусов. Потрепанное знамя 7-го Суздальского развевалось на утреннем ветерке. Винсент остановился и взглянул на старое знамя. Выцветшие золотые буквы на голубом фоне гласили: «Гвардия Готорна». Надпись была сделана его однополчанами в те дни, когда Винсент числился пропавшим без вести во время первой обороны Суздаля. Готорн посмотрел на Димитрия и вспомнил те давние события.