Книга На краю империи. Камчатский излом - Сергей Щепетов

Еще через два дня капитан призвал обоих офицеров и устроил совет. Митька напросился дежурить возле капитанской каюты вместо Савелия – на случай, если лейтенанту что-нибудь понадобится. Шпанберг пришел с опозданием и в помещение протиснулся не без усилия: в последнее время он редко покидал свою каюту и изрядно раздобрел. Дверь он прикрыл неплотно, так что Митька, подсев поближе, прекрасно мог слышать, о чем говорят внутри, тем более, что голос у капитана был вполне командирский:

– …Отъезда моего накануне февраля пятого дня был вызван во дворец и удостоен аудиенции Ее Императорского Величества Государыни нашей. Допущен я был к руке ее и наставления выслушал. После того передали мне документ, написанный собственной рукой Его Императорского Величества, вечной памяти достойного покойного Государя нашего Петра Алексеевича. В бумаге сей прописано, что надлежит нам свершить в краях сих дальних. Слушайте, флота Российского офицеры:

1. Надлежит на Камчатке или в другом тамож месте сделать один или два бота с палубами.

2. На оных ботах плыть возле земли, которая идет на норд, и по чаянью (понеже оной конца не знают), кажется, что та земля – часть Америки.

3. И для того искать, где оная сошлась с Америкою, и чтоб доехать до какого города Европейских владений или, ежели увидят какой корабль европейский, проведать от него, как оный кюст (берег) называют, и взять на письме и самими побывать на берегу и взять подлинную ведомость и, поставя на карту, приезжать сюды.

Далее капитан снизил тон и заговорил почти по-человечески:

– Господа офицеры, берег Азиатский отвернул на запад и из виду сокрылся. Если помните, о том же говорили чукчи – земля их отворачивает на запад. Посему полагаю своевременным и вполне необходимым сообщить вам мненье свое. Я считаю, что ход наш доказал неоспоримо, что земля Чукотского носа, кою ранее считали с Америкой единой, на самом деле отделена от нее морем. Прошу в кратчайшие сроки представить мне на письме рапорта о ваших суждениях по сему вопросу: можно ли считать, что показанного носу земля отделена от Америки морем? Лейтенант Чириков, вы хотите что-то сказать?

– Да, ваше благородие! Чукотский нос мы много видели, а теперь берег ушел на запад. Сколь далеко – мы не ведаем, однако ж вполне он может в отдалении и на север повернуть. Надо нам всенепременно проведать это!

– Лейтенант, вы только что прослушали текст инструкции. В нем четко прописано для нас: плыть возле земли, которая идет на норд! Где вы видите таковую?

– Ваше благородие, там четко указано: плыть ВДОЛЬ ЗЕМЛИ, которая может соединяться с Америкой. Не мог государь знать в точности, куда она отвернет! Нам бы до Колымы дойти…

– Ты что же, Чириков, приказ царя нарушить хочешь?! – подал по-немецки голос Шпанберг. – Господин капитан высказал очень верное суждение!

– Господа офицеры! – остановил зарождающуюся дискуссию капитан. – Помимо суждений о проливе, прошу указать в ваших рапортах мнения о дальнейших действиях: идти ли дальше к северу, если идти, то как далеко, где и когда искать гавань. Задача понятна?

– Понятна, господин капитан!

– Приступайте к исполнению!

Через каких-нибудь полчаса Митька уже сидел в каморке лейтенанта и, сгорбившись, карябал черновик, нещадно ставя кляксы и ломая перья. От возбуждения Алексею не сиделось на койке, он то и дело порывался ходить по каюте, но получалось это плохо.

– «Сего числа изволил е. б. пас призвать и объявить признавание свое о земле Чукотскому носу… о которой мнение было, что сходится с Америкою, разделяется морем, и чтоб нам письменно свое мнение предложить, впредь в настоящей экспедиции как поступить. И следуя оному приказу, мнение свое покорно предлагаю. Понеже известия не имеем, до которого градуса ширины из Северного моря подле восточного берега Азии от знаемых народов европейскими жителями бывали, и по оному не можем достоверно знать о разделении морем Азии с Америкой, ежели не дойдем до устья реки Колымы или до льдов, понеже известно, что в Северном море всегда ходят льды. Того ради надлежит нам непременно, по силе данного вашему благородию Е. И. В. вечно достойной и блаженной памяти указу подле земли иттить (ежели не воспрепятствуют льды или не отыдет берег на запад, к устью реки Калымы) до мест, показанных в означенном е. и. в. указе. А ежели земля будет наклоняться еще к норду, то надлежит по двадцать пятое число сего настоящего месяца в здешних местах искать место, где бы можно было зимовать… А ежели до означенного числа будут противные ветры, то в то время всегда искать зимовой гавани…»

На другой день, едва успев сдать вахту мичману Чаплину, Чириков получил приказ явиться к Шпанбергу. Правда, это был не совсем приказ: денщик сказал, что капитан-лейтенант просит зайти к нему лейтенанта. Митьку никто сменять не собирался, и он остался при мичмане. Алексей Ильич пробыл в шпанбергской каюте меньше одной склянки, а потом поделился с Чаплиным впечатлениями:

– Ты знаешь, зачем он меня звал?

– Понятия не имею!

– Он решил показать мне свой ответ капитану, – сообщил лейтенант. – Боже ж ты мой!

– По-немецки написал?

– Он по-другому не умеет, – кивнул Чириков. – Слушай, это же бред и тоска! Он предлагает еще три дня идти вперед, а потом возвращаться на Камчатку. И ты знаешь почему? На чукотской земле нет гавани, нет дров и подходящей реки для зимовки. Кроме того, тут живут люди немирные!

– Ну, собственно говоря, так оно и есть… – пожал плечами мичман. – Только на зимовку вроде бы, рановато – ныне, считай, середина августа только.

– Нет, не рановато, а в самый раз! – начал злиться лейтенант. – Этот мудак на полном серьезе пишет, что мы толком не знаем, где находимся, и обратный путь нам неведом! Понимаешь, мы на обратном пути заблудиться можем! Видал дурака?!

– Ясное дело! – рассмеялся Чаплин. – Мартынка у нас мореход изрядный!

Похоже, давно сдерживаемое раздражение Чирикова прорвалось наружу:

– Да он, в каюте сидя, и журнал-то наш не просматривал! Весь рейс баклуши бил, а теперь подгадить решил, сука! Капитану, поди, такое мненье только в радость будет!

– Да уймись ты, Алексей! – попытался успокоить его мичман. – Чего разошелся-то при нижних чинах? Беринг все одно по-своему сделает. Будто не знаешь: по мелочам он, может, с кем и соглашается, а так – гнет свое, и все тут.

– Во-во, свое-то и гнет! – злобно проговорил лейтенант. – Не пролив ему нужен, не служба, а скорей бы к мехам своим вернуться! Не дай бог погниет мягкая рухлядь в амбарах или растащит кто! Не так, что ли, Митрий?

– Господских мыслей я не разумею, – ухмыльнулся служилый.

– А что ты его?!. – недоуменно глянул мичман.

– По-моему, только ты один и не знаешь, для кого наш Митрий коммерцией в Нижнекамчатске занимался! – усмехнулся Чириков.

– Правда что ли?! – вскинул бровь Чаплин. – Да-а… Ну, тогда все сходится. А вот про Шпанберга, по-моему, ты не прав. Он, конечно, ни в одном путном деле толку не знает, однако ж разумеет, когда хвост поднять, а когда опустить. Может, он и мнение свое такое представил, потому как почуял, что капитану в радость будет, а что нет. Поспорим, чью линию Беринг примет?