Книга Рай под колпаком - Виталий Забирко

— В чем дело? — обернулся он от дверей.

— Если вы такие добрые, то не могли бы восстановить и телефонную связь с внешним миром?

— Нет. Этого мы вам позволить не можем.

— Почему? Чего вы боитесь? Что о вас узнают? На купол сбросят водородную бомбу и вашей миссии придет конец?

— Именно этого и боимся, — подтвердил Ремишевский. — С нами ничего не случится, купол выдержит ядерный удар всего арсенала человечества. Но выдержит ли человечество такую атаку? Последствия ядерного взрыва проявятся не внутри купола, а снаружи. Если вы не цените человеческие жизни, то мы не собираемся терять такой богатейший материал. До свидания.

Глава 19

Материал… Надо же, каким словом обозвал человеческие жизни. Или тела? Будто это полупродукт для промышленных технологий. В обмолвку я не верил — слишком много имел доказательств, что не все в розовом мире «прекрасно и удивительно». Зачем, спрашивается, в таком «благополучном» обществе спецназ? Кто такой таинственный «налетчик», почему за ним охотятся? Представитель третьей цивилизации, которому не нравятся действия пришельцев, «гуманитарно» оккупировавших Холмовск? И настолько ли акция гуманна, как мне пытаются представить? Похоже, не я один не согласен с таким утверждением, и этот кто-то представляет для пришельцев серьезную опасность. В отличие от меня.

Много мыслей появилось после разговора с Ремишевским, но еще больше вопросов. Не так представлял нашу встречу, думал, я буду диктовать условия, а вышло в точности до наоборот. Не сориентировался вовремя, хотя, по-моему, Ремишевский был бы не против того, чтобы дать некоторые разъяснения. И очень жаль, что в беседе не принял участие Бескровный. У него голова светлая, много в ней нетривиальных вопросов…

Я покосился на Валентина Сергеевича. «Светлая голова» спала беспробудным сном. Таков уж российский менталитет — если не удается что-то, напейся и усни. А там хоть трава не расти…

По телевизору опять пошла реклама, и мне стало противно. Когда смотрел украдкой, радовался, что увидел что-то земное, нашенское, но стоило получить открытый доступ к информации из внешнего мира, как антипатия к рекламе вернулась. Однако я прекрасно понимал, что дело вовсе не в рекламе. Прав Ремишевский, кем бы он ни был, — если за пределами купола узнают, что это нашествие, то ядерного удара не избежать. А это все равно, что питекантропу идти с дубиной против танка. Разница лишь в том, что дубина, отскочив от брони, в худшем случае ударит нападавшего по лбу, а вот что случится на Земле после ядерной атаки купола, предсказать несложно. Ремишевский в двух словах описал.

Дожидаться следующего спецвыпуска новостей я не стал. Встал и вышел в сад. Что нового я могу услышать? Это я многое мог бы сообщить во внешний мир, а не наоборот, однако после разговора с Ремишевским эта затея потеряла актуальность. Знаем, каким способом решаются в России проблемы желающих отделиться народов, и я не хотел, чтобы «дубина» питекантропов из российского правительства ударила по куполу и, отскочив, сокрушила Землю. Здесь я с пришельцами солидарен, как ни горько это осознавать.

В саду, словно ничего необычного вокруг не происходило, вовсю буйствовала весна. Цвели вишни и черешни, набухали розовыми бутонами ветви яблонь. У траншеи, на холмике выкопанной земли, копошились скворцы, выискивая червяков, но спокойно обедать им не давал окончательно освоившийся на природе Пацан. Он то и дело нападал на птиц то из-за ствола старой вишни, то из кустов смородины, и скворцам приходилось шумно вспархивать на ветки деревьев. Охота у домашнего кота не получалась, но сколько в ней было азарта!

Я вдохнул пьянящий запах весны полной грудью, но облегчения на душе не наступило. Как я завидовал коту, которого, кроме охоты, ничего не интересовало. И откуда они взялись, эти пришельцы, на мою голову? Не будь их, жил бы себе спокойно, как кот, занимаясь исключительно тем, что нравится. Так нет же, явились…

Бесцельно побродив по саду, я вернулся к бассейну, сел за стол. Странно, но скворцы на столе почему-то не побывали, хотя любая птица не преминет поклевать остатки обеда в отсутствие хозяев. Да и кот, не отличавшийся светскими манерами, на стол, заставленный разнообразными блюдами, тоже почему-то не покусился!

Похоже, пришельцы знали секрет, как отваживать непрошеных сотрапезников, и в столешницу был вмонтирован какой-то прибор, отпугивающий их.

Зато Валентин Сергеевич посибаритствовал на славу, не удосужившись убрать за собой. Я переставил грязные тарелки на передвижной столик, бросил в поддон скомканные листы какой-то рукописи, о которые Валентин Сергеевич вытирал руки, используя вместо салфеток. То ли чистовая рукопись, то ли черновик — не понять; ни начала, ни конца, ни нумерации страниц на стопке листов, лежащей на свободном стуле, не было. Думаю, чистовик — сильно подкосило писателя внезапное осознание своей ненужности в новом мире.

Меня же угнетало другое — собственная беспомощность. Всю свою недолгую жизнь я жил сам по себе, полагался только на себя, из-за чего не прошел тест на толерантность в спецшколе, но ничуть об этом не жалел. Я чувствовал свое превосходство над другими, и, хотя никогда никому его не демонстрировал, осознание собственной значимости и независимости тешило самолюбие. Но это осталось там, за пределами купола. Здесь же я чувствовал себя так, будто утратил неординарные способности — их просто негде было применить. Наверное, так себя в первый момент ощущает человек, в результате травмы потерявший речь, зрение или слух. Весьма дискомфортное состояние…

Не знаю почему, но внезапно я вспомнил ребят, игравших в кегельбане и сбивавших все кегли с первого же броска. Тогда я подивился их точности, но сейчас неприятный холодок пробежал по спине. Я, легко угадывавший номера в тотализаторе, выигрывавший у всех в карты, бильярд… — да в любую игру! — этим ребятам уступил бы. Мое «везение» — ничто по сравнению с их умением. Жуткая догадка о происхождении нашей с ними похожести обожгла мозгу но я не захотел об этом думать. Схватил бутылку коньяка, налил в бокал, выпил. Но ни вкуса, ни хмеля не ощутил. Как воду проглотил.

Чтобы как-то отвлечься, я взял из стопки лист рукописи, перевернул его чистой стороной и стал рисовать шариковой ручкой. Вначале сложные стереометрические фигуры: параболоиды, закручивающиеся штопором конусы, потом перешел на натуру: в японском стиле начал рисовать голые деревья с причудливо изогнутыми стволами и ветвями. Это немного успокоило, и тогда я на чистом листе нарисовал шаржированного кота Пацана, который поймал мышь и, зажав в лапе хвост несчастной, залихватски крутил ее у себя над головой.

Получилось неплохо, мне понравилось.

— Пацан! — позвал я. — Иди посмотри, как я тебя изобразил!

Кот муркнул у ног, я заглянул под стол и вздрогнул. Пацан сидел, с гордым видом смотрел на меня, а перед ним на полированных каменных плитах террасы лежала придушенная полевая мышь.

Это было уже что-то новенькое. Раньше я интуитивно предвидел только выигрышные цифры в тотализаторе, грешным делом наделяя себя не только даром предвидения, но и даром осуществления желаний, как, с «однорукими бандитами» в казино. А вот чтобы предвидеть какое-то конкретное событие, пусть неосознанно, а так же интуитивно, как цифровые шифры на замках, — такое со мной впервые. Или это простое совпадение?