Книга Левый глаз - Сергей Лифанов

– Если он богатый, почему живет в такой безобразной квартире?

– Год назад он продал свою пятикомнатную в центре города и переехал сюда. Он настоял на этом. Сказал, что хочет быть ближе к своей роще.

– Он хоть капельку помнит, что никакой он не Сабазидис, а Дрыгачев?

– Более или менее. – Адвокат неопределенно шевельнул пальцами. – В этом самом «Евроспаре» он впадает в забытье и воображает себя древнегреческим полубогом или кем-то там еще, но когда добирается до дома, то вполне прилично ориентируется в реальной обстановке. Во всяком случае, обслуживать себя может. Стало быть, является частично дееспособным.

– А о Лиэе он ничего не говорил?

– О Лиэе? – Снег невесело усмехнулся. – Именно об этом и речь. Сегодня Алексей Иванович позвонил мне. Рано утром… в пять утра. – Леонид Семенович снова осушил лысину носовым платком. – Срочно затребовал меня к себе. В общем, в восемь я был у него дома, и он заявил мне, что собирается переоформить документы и завещать свою квартиру вам.

– За то, что я разрешил Лиэю? – Мятликов произнес фразу бессмысленную для чужого уха, и в то же время идеально соответствующую сути.

– Именно так. Может быть вы, Павел Михайлович, объясните мне, что это значит?

Павел почувствовал приступающую дурноту. Господи, когда же эта шиза кончится?

– Ничего объяснять не буду, – категорично заявил он. – И квартира Дрыгачева мне не нужна – так ему и передайте. Ничего мне от него не надо.

– Боюсь, что ваше мнение ничего не решает. Завещание составлено, и после смерти господина Дрыгачева его квартира станет вашей собственностью… э… при определенных условиях. Как вы ей распорядитесь – это уже ваше дело.

– Вот же дела, – пробормотал Паша, борясь с желанием выкинуть потеющего Снега из кабинета. – Извините, господин адвокат, мне непонятно, зачем вы пришли сюда и почему все это рассказываете. Ну ладно, завещал мне некий чудак квартиру, бог с ним. Но ведь, насколько я знаю, это тайна завещания – никто до самой смерти клиента не должен знать, что тот накарябал в своих бумажках. И уж тем более адвокат не должен приходить ко мне на работу и говорить: «Поздравляю, доктор, вам завещали квартиру».

– Я пришел сюда по настоянию господина Дрыгачева, – сказал Леонид Семенович. – Он настоял на том, чтобы вы, Павел Михайлович, ознакомились в моем присутствии с дополнительными условиями, при которых завещание вступит в действие. Он имеет на это право. А вы, со своей стороны, имеете право с этими условиями не знакомиться.

– Ладно, давайте ваши условия, – сварливым тоном заявил Мятликов. – Квартира мне не нужна, но, ей-богу, интересно, что может прийти в голову выжившему из ума библиофилу и нумизмату.

– Вот, пожалуйста. – Снег открыл портфель и протянул Павлу листы, вложенные в прозрачную папочку.

– Это что? – оторопело спросил Паша. – Вы полагаете, что это можно прочитать?

Если бы текст попал в руки специалиста-графолога, он неминуемо определил бы, что обладатель сего почерка полностью сдвинулся по фазе. Буквы напоминали насекомых, сдохших от дихлофоса в страшных муках, они располагались на странице как попало – маленькие и большие, наклоненные каждая в свою сторону. О строчках речи не шло. О том, чтобы понять, что написано – тоже.

– Это, так сказать, подлинник, – уточнил адвокат. – Вы выньте листочки, выньте, Павел Михайлович. Дальше все переведено мною лично на нормальный русский язык.

Павел извлек из папки содержимое. Действительно, обнаружился лист с текстом, отпечатанным на принтере. Вот что значилось там:

«Врач из больницы Мятликов получит мою квартиру, если вот что:

1. Когда я совсем заболею, он будет лечить меня в его больнице.

2. Когда я умру, заберет себе мой глаз.

3. Будет держать у себя мой глаз до самой своей смерти».

– Да… – Паша хмыкнул. – Оригинально, ничего не скажешь. То есть, насколько я понимаю, ваш подопечный считает, что заболел он еще не совсем. У меня такого впечатления не создается. Впрочем, тем проще. Я не собираюсь выполнять эти условия – ни одного пункта, слышите? И, стало быть, на квартиру рассчитывать не могу. И вопрос, таким образом, снят.

– Вы в этом уверены?

– На все сто.

– Что ж, тогда разрешите откланяться, – сказал Снег и встал с кресла. – Позвольте папочку обратно, Павел Михайлович…

– Пожалуйста, Леонид Семенович, – Паша с облегчением протянул бумаги адвокату. – Извините, если что не так, но сами понимаете…

– Да нет, что вы… Очень приятно было с вами пообщаться, – толстые губы адвоката раздвинулись в улыбке. – Очень. Это уж вы меня извините за беспокойство. Я пойду, пожалуй.

– Да-да, всего хорошего.

– Кстати, – настырный Снег, вроде бы уже двинувшийся к выходу, вдруг остановился. – Чуть не забыл. Алексей Иванович просил вам передать небольшой подарочек. – Адвокат открыл портфель. – Скромный, можно сказать, скромнейший…

– Не надо мне никаких подарочков! – взвыл Паша.

– Он сказал, что это вам дар от хозяина рощи. Достойный дар. – Юрист, не обращая ни малейшего внимания на протесты доктора, достал из портфеля плоскую коробку и водрузил ее на стол. – Пожалте, Павел Михалыч. Пейте на здоровье.

После чего адвокат наконец-то соизволил открыть дверь и покинуть помещение.

А Паша стоял и ошарашенно смотрел на темно-бордовую шкатулку с золотыми надписями.

Перед ним стоял «Remy Martin Louis XIII» – коньяк ценой этак в три тысячи долларов за бутылку.

Паша слышал о таком, точнее, читал в интернете (он интересовался дорогими коньяками – совершенно платонически), но никогда, само собой, не пробовал.

Выкинуть на хрен. Разбить. Хряснуть об пол в мелкие осколки и помочиться в лужу дорогущего пойла. Не надо покупать Пашу Мятликова. Он не продается. Ни за бухло, ни за квартиру. Он вообще не продается, в принципе.

Павел обнаружил, что не дышит уже минуту – стоит соляным столпом. Судорожно хватанул ртом воздух, решительно шагнул к столу. Открыл металлическую коробку слегка трясущимися пальцами, вытащил бутылку, поднял ее над головой.

Нет, не сразу. Попробовать все-таки надо. Узнать, каким все-таки образом разлагаются богатые буржуи на загнивающем Западе. Интересно все-таки.

Паша бережно поставил на стол увесистую, украшенную печатями бутылку. Выдернул витиеватую стеклянную пробку, наклонился, приблизил нос к горлышку, сияющему золотой фольгой.

Коньяк. Коньяк и ничего больше, черт его дери. «В уникальном букете Louis XIII можно распознать множество сложных оттенков: цветочные ноты нарцисса и бессмертника, насыщенные ароматы экзотических фруктов, а также запах редких специй и сандалового дерева». Черта с два. Мятликов чуял просто запах коньяка – эликсира, что оживлял его каждый вечер в течение последних пяти лет. Эликсира, который заставлял его поверить в то, что он до сих пор не мертв. Павел широко раздул ноздри, фыркнул и хищно облизнулся. Три дня – три! – он не пил перед сном коньяка, и потому, собственно говоря, и не спал. Голова его закружилась.