Книга Бегство от волшебника - Айрис Мердок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было утро следующего дня. Время завтрака. Но Хантер абсолютно не чувствовал аппетита. Он смотрел через стол на сестру, которая, как всегда за завтраком, молчала, и мысленно радовался, что она держит перед собой свежий выпуск «Таймc»: газетный лист скрывал от него ее, как он догадывался, угрюмое выражение, а от нее — его, испуганное и растерянное, которое он, как ни старался, не мог прогнать. Он всю ночь провел без сна. Эта запечатленная на снимке троица, поразившая его как некая извращенная pietà,[17]— это изображение преследовало его всю ночь, то застывая, то вдруг становясь невыносимо оживленным. От пережитой боли в нем образовалась глубокая брешь, в которую беспрепятственно устремились меньшие горести: чувство унижения от того, что оказался в руках у Кальвина Блика; принуждение к продаже «Артемиды»; вероятный гнев сестры. Глядя на белеющую в нескольких дюймах от его носа страницу «Таймc», Хантер размышлял, придет Роза на собрание или нет. Накануне поздно вечером он кое-как составил краткое сообщение, в котором предлагалось поставить вопрос о продаже «Артемиды». Чего ему не удалось сделать, так это заставить себя предъявить этот постыдный манифест сестре. Он страстно надеялся, что она не придет. Помимо этого, никаких планов у него не было; он не в силах был ни о чем думать, разве что скорбеть над собственным бедственным положением. Отвращение, стыд и злость перемешались и боролись в его душе.
Хантер встал из-за стола. Наверху шумела вода. Это Анетта, которая со времени своего расставания с колледжем еще ни разу не присутствовала за завтраком, принимала ванну. Хантер кашлянул и устремил взгляд на возвышающуюся над газетным листом роскошную корону волос.
— Ну, — сказал он, — мне пора идти.
Собрание должно было начаться в половине одиннадцатого, но Хантеру не терпелось уйти из дома. Не то что говорить с Розой, даже просто видеть ее для него сейчас было тяжело.
— Всего хорошего, — не глядя на него, произнесла Роза. Взяв кофейник, она налила себе еще кофе. Хантер улетучился из комнаты.
В десять пятнадцать он уже отворял двери отеля Уэст-Энд, где по традиции проходили собрания акционеров «Артемиды». Хантер отнюдь не заботился о проведении их в такой торжественной обстановке, ведь они давно уже превратились в фарс; но договор о найме раз в год большого зала был когда-то заключен владелицами «Артемиды» с одной почтенной дамой, заключен на годы, и срок его еще не истек. В этом зале Хантер и появлялся один раз в году, с письменным обращением и финансовым отчетом, усаживался за длинный стол из красного дерева, вдоль которого были расставлены стулья; и один, а иногда в обществе Розы, ждал положенные сорок пять минут, после чего вставал и уходил. Таким образом Хантер осуществлял обеспеченный уставом диктат, последним актом которого, как он с грустью размышлял, должно будет стать преднамеренное уничтожение обожаемого журнала его матери.
Хантер вошел в зал. Все здесь было в запустении, не прибрано, и занавесы, глухо задернутые еще в прошлом году, по-прежнему затемняли высокие окна. В отеле к собраниям акционеров «Артемиды» уже давным-давно перестали готовиться. Хантер раздвинул шторы, поправил стулья и сел в конце стола. На зеленой суконной скатерти он разложил двенадцать последних выпусков журнала. В комнате было очень тихо. Он закрыл глаза; в них все еще не прошла резь и от химического раствора и от слез, пролитых им в минувшую ночь. Чувствуя полное физическое и духовное бессилие, он положил голову на стол. Где он?.. Что дальше делать?.. — он ничего не знал, кроме одного — увиденное на фотографии безжалостно отделяет его от любимого существа, лицо которого все время менялось, становясь то лицом Розы, то лицом Миши Фокса. Он должен сделать все, что в его силах, чтобы уничтожить это изображение, иначе не будет ему ни сна ни отдыха: но сегодня им будет сделан лишь первый шаг, и, возможно, изгладить это видение не удастся никогда. А можно ли доверять Кальвину Блику? Над этим вопросом Хантер вряд ли задумывался. Уничтожение «Артемиды» — это как бы некий символический акт, который высшие и грозные силы учтут и после которого к нему проникнутся большим доверием.
Дверь отворилась, и в зал вошел Кальвин Блик. Хантер стремительно поднял голову. «Прошу извинить, — произнес Кальвин тихо, так обычно говорят в церквях и музеях, — не позволите ли мне присутствовать на собрании? Полагаю, вы ожидали, что я могу прийти?»
— Разумеется, — сказал Хантер. — Конечно, вы хотите убедиться, что все в порядке. Пожалуйста, присаживайтесь.
Кальвин выбрал стул где-то посередине ряда и уселся. Они замолчали. Пробило десять тридцать. Молчание продолжалось. Хантер разгладил лежащий перед ним листок бумаги с написанным заранее текстом. Он чувствовал себя жертвой инквизиции. Вновь открылась дверь, и он вздрогнул виновато, словно его поймали на месте преступления.
Роза увидела Кальвина и остановилась. Тот метнул на нее взгляд из-под бровей, потом опустил глаза и принялся усиленно изучать собственные руки. С виду он был смущен, а в душе наверняка веселился. Роза настороженно вошла, как животное, обнаружившее впереди нечто незнакомое. Она села напротив Кальвина, даже не поглядев на Хантера, и тоже устремила взгляд на стол. Так они и сидели в молчании, все трое. Потом Роза поглядела на часы.
Хантер, которого появление Розы повергло в крайнее смущение, откашлялся и проговорил хриплым голосом: «Могу ли я зачитать обращение?»
— Будьте так любезны, — секунду спустя, откликнулся Кальвин. Роза ничего не сказала.
Хантер взглянул на первые фразы и понял — в присутствии Розы это произнести невозможно. Он сжал листок обеими руками, словно это был руль автомобиля, на котором ему предстояло проехать над краем пропасти. Открыл рот, сделал вдох и расслышал собственный голос, монотонно читающий первый параграф.
Но не прочел он и нескольких строк, как послышался странный шум. Это был скрип тормозов. Кажется, несколько автомобилей разом остановились у входа в отель. Вслед за этим загомонили в холле. Хантер сделал паузу в надежде, что все сейчас затихнет, но гул приближался. Топот шагов по лестнице… и бодрый стук в дверь. Лицо в очках под огромнейшей шляпой заглянуло в комнату.
— Не здесь ли проходит собрание «Артемиды»? — спросила пожилая владелица очков и шляпы.
— Здесь, — удивленно ответил Хантер.
— Это здесь! — обернувшись, кому-то там за своей спиной громко сообщила она и вошла в комнату, а вслед за ней еще три дамы, все одного возраста и похожие друг на дружку, как сестры. Одна из них, наверное решив, что знакома с Розой, с улыбкой кивнула ей. Затем все четверо уселись и с любопытством и подозрением начали рассматривать Хантера и Кальвина.
Кальвин резко повернулся к Хантеру, на лице которого отразилось изумление; уловив взгляд Кальвина, тот растерянно развел руками. Кальвин переметнул взгляд на Розу. У нее был ужасно хмурый вид. Тем временем, судя по звуку, у дверей отеля остановилось еще несколько автомобилей, послышались голоса и шаги в холле, затем они стали приближаться — и новая компания пожилых женщин, громко переговариваясь, ворвалась в совещательную комнату. Те четверо, что явились раньше, криками радости встретили вновь прибывших. В водовороте юбок и стягиваемых перчаток мелькали рукопожатия, улыбки; слышались вопросы о здоровье. Элегантная дама в белой шляпе подошла к Розе. Та поспешно поднялась со своего места. «Миссис Каррингтон-Моррис! — воскликнула Роза. — Как я рада, что вы пришли!»