Книга Лето перед закатом - Дорис Лессинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, полно, не плачь, – бросила Кейт бодрым тоном и увидела, как лицо девушки исказилось от ненависти.
– Оставьте этот тон хоть со мной, – осадила ее Морин, и Кейт осеклась. Впрочем, она все еще пребывала в каких-то высях, упиваясь собственной деловитостью, не находившей, как ей казалось, достойного применения не какие-то там недели, а целые десятилетия. Тем не менее, слушая гудки в трубке – у Мэри никто не отвечал, – она внимательно всмотрелась в лицо Морин и увидела, что оно обмякло от горя, стало жалким и трогательным. Это было лицо маленькой девочки, со страхом смотревшей на Кейт.
– Что случилось? – спросила Кейт. – Что же все-таки стряслось, Морин?
– Я только что сказала Филипу, что не выйду за него, – заявила Морин.
В тоне Морин звучал такой откровенный упрек, что Кейт сразу поняла: возвращение домой скорее всего придется отменить. Она опустилась на стул возле обеденного стола.
– Почему?
– Я готова на все, пусть останусь совсем одна, навсегда, только не приведи бог превратиться в такое.
Кейт молча посмотрела на такое, то есть на самое себя, какой она была несколько минут назад.
– Во всем виновата я, да? – суховато, но не без юмора спросила она.
Морин буквально взорвалась:
– Ужасно. Отвратительно. Мерзко. Вы просто представить себе не можете… Неужели вы сами не понимаете? Видели бы вы себя со стороны!– Она опустила голову на руки и зарыдала.
Кейт сказала:
– Может быть, все так и есть, но ведь ты и раньше не очень-то хотела идти за Филипа, так что, не будь меня, ты по какой-нибудь другой причине изменила бы свое решение.
Морин слегка покачала головой, как бы говоря: «Не в этом суть», – и промолвила:
– Вообще брак… – и снова заплакала. Навзрыд.
Кейт сидела и молчала. Она думала о том, что прошла большой путь за последние месяцы. Раньше она не смогла бы сидеть спокойно, видя, как девушка, ровесница ее дочери, страдает, заливаясь слезами, из-за того, что она, Кейт, омрачила ее будущее. Да, в этом она изменилась.
Она заметила:
– Знаешь, по-моему, в чем ты заблуждаешься: тебе кажется, что если ты не выйдешь замуж, то непременно преуспеешь в какой-то другой области. Как бы там ни было, а я не позволю тебе взваливать на меня ответственность за разрыв с Филипом.
– А кто сказал, что вы виноваты? – выкрикнула в ответ Морин. – Кто? Во всяком случае, не я. И почему вы должны чувствовать себя виноватой? Почему? Почему всегда надо искать виноватого? Я вот не желаю быть в этом похожей на вас – я и только я отвечаю за то, что отказала ему. – И вдруг воскликнула со слезами в голосе: – Что мне делать? Что? По-моему, я люблю Филипа.
Должно быть, у Кейт появилось на лице такое выражение, хоть она об этом и не догадывалась, что девушка настойчиво повторила:
– Да, да. Я уже не раз влюблялась. Но сейчас – это серьезно. Это настоящая любовь. Та самая, от которой очертя голову выскакивают замуж. Я влюблялась и раньше, так что я знаю. Но и за того парня я тоже не пойду. Не хочу принадлежать к этой шатии.
– К какой это? – спросила Кейт, прекрасно понимая, о чем идет речь.
– Голубых кровей, – ответила Морин. – Я не о своей семье, нет. Мои родичи не из верхов общества. Просто хорошая семья, хотя без титулов и всего такого прочего, ну, вы понимаете. Но ко мне сватался младший отпрыск одного аристократического рода. Уильям. Очень славный малый. Такой же, как Филип, когда его не заносит… нет, «заносит» – не то слово, он еще покажет себя, когда придет время действовать, уж поверьте. Раньше он был как все ребята, но надежный, точно скала, и не играл в какую-то там исключительность. Просто страшно становится, – громко всхлипнув, произнесла Морин, и слезы снова полились у нее в три ручья, – как подумаешь, что с ними будет. С Уильямом я бы жила как у Христа за пазухой, а я отказала ему из-за его шатии – вы же знаете, что это за порода, они милы и добры только в своем кругу, а дальше ничего не видят. Словом, после того как я отказала Уильяму, я просто не могу выйти замуж за Филипа. Но люблю их обоих, да, да, да – люблю. Когда я влюбилась в Уильяма, я сказала себе: «Привет, старуха, оказывается, тебе нужна опора?» А теперь я уже окончательно убедилась, что это так. Сначала Уильям, потом Филип, Джерри, конечно, не любовь. Не влюблена я и в других своих поклонников. Просто не могу принимать их всерьез. Разумом готова, а сердцу не прикажешь. Так ведь бывает, правда? Женщины интуитивно знают, что им нужно, но… Джерри – мой закадычный друг чуть не с пеленок. Мы с ним одного поля ягоды. Хотите верьте, хотите нет, он ведь из генеральской семьи. И он, так же как и я, ушел из этой среды. А теперь целыми днями бьет баклуши и размышляет. Вы знаете, как это бывает. Теперь это основное его занятие. Стопроцентное круглосуточное алиби. О, он славный парень, необыкновенно славный, почему я придираюсь к нему? Сама-то я разве лучше? Я ведь тоже не ахти какая работяга, до сих пор сижу у отца на шее. Но если бы мне нужно было выбирать между Джерри и Филипом, я бы долго думать не стала, остановилась бы на Филипе. Но, слава богу, я избавлена от такого выбора. Хоть это хорошо.
– Ну, разговоры разговорами, – прервала ее Кейт, – а у меня еще полно дел.
Она вернулась к телефону и принялась снова названивать, теперь отменяя то, о чем только что договорилась, сообщая соседям, что ее планы изменились, и вынуждая бакалейщика, который наверняка уже снял с полок заказанные Кейт продукты – миссис Браун была настолько выгодной клиенткой, что стоило немного побегать, чтобы угодить ей, – поставить все на прежние места.
У Морин явно болела голова. Она притихла и молча наблюдала.
В Штаты Кейт отправила телеграмму следующего содержания: «Очень сожалею. Возвращение запланировано конце октября». И добавила: «Хозяйство рекомендую поручить Эйлин», но, перехватив улыбку Морин, закончила: «Люблю. Целую. Кейт». Она верила, что к концу октября эта приписка будет соответствовать действительности.
Тиму она телеграфировала: «Сожалению не могу тебя выхаживать дом доступен послезавтра».
Эндерсам сообщила: «Ключи от дома оставьте Мэри Финчли – планы переменились».
День между тем шел своим чередом. Время от времени Кейт и Морин по очереди варили чай или кофе. Звонили в дверь, трещал телефон, но они не обращали внимания.
Кейт сказала:
– Да, знаешь, только что вспомнила: я тебя видела вчера во сне. Ты была птицей в блестящем ярко-желтом оперении и билась, как в клетке, в этой своей квартирке, которая почему-то была очень похожа на настоящую клетку; ты все металась по ней – то устремлялась в темный угол, то стрелой пронзала ослепительный луч света, попадавшийся на пути… Ты все повторяла как заклинание: «Нет, нет, нет, нет, о нет, этому не бывать».
Они улыбнулись, потом принялись смеяться. Все громче, пронзительнее, до слез, раскачиваясь на стульях.