Книга Поражающий фактор - Михаил Гвор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятно все с тобой!
– А с тобой еще понятней. Не ревнуй! Все свои.
Владимир Потапов (Потап)
Ехать по пустынной трассе было одно удовольствие. Конечно, не М51, но и не серпантины вокруг Маргузора. И уж тем более не отрезок ниже впадения Имата в Пасруд. Красивое место, почти сто метров, вода обеих рек течет не смешиваясь, левая половина реки синяя, а правая желтая (надо же, еще не разучился красоту видеть), но дорога там… Точнее, не там, а еще на сотню метров ниже, где река уже ныряет под землю…
Это Бахреддин умудряется там «МАЗы» с «КамАЗами» протаскивать. А нормальный водитель… Одно неверное движение – и привет. Как у Потапа в заднице играло, когда был вынужден Машку за руль сажать перед Пасрудом… Ведь и на этот кусочек тоже…
Трасса совсем другое дело. Вполне приличное покрытие, местами даже асфальт есть. По такой дороге сотню километров до Пенджикента вполне можно пройти часа за полтора. Но Потап не торопился. Поспешишь – людей насмешишь. А каким образом любят смеяться те, кого выдастся встретить, – еще неизвестно. Может, из РПГ в лоб. Потому – потихонечку. Собственно, в сам город майор заезжать не собирался. Если только будет отдельное любезное приглашение и серьезные гарантии безопасности. А вот подъехать поближе, да прояснить обстановку не мешает.
Увы, добраться до города не удалось. Перед ничем не примечательным поворотом дорога была перегорожена полноценным блокпостом. Почти дотом, сложенным из бетонных блоков. Сооружение вполне могло вместить внутрь БТР. Никакого транспорта, правда, не наблюдалось, но количество и калибр стволов, торчащих из укрепления, внушали уважение. Тормознулись метрах в двухстах, чтобы, если что, быстро уйти.
– Поворот на Ери, – сказал Рахматулло. – До города еще километров тридцать. Подъезжать будем?
– И хочется и колется, – отозвался Потап. – Нам-то только пообщаться надо. Весь вопрос, насколько эти ребята отморожены. Сходить пешочком, что ли, поговорить?
– Зачем тебе идти, брат? – удивился миллиционер. – Мне идти. Они с таджиком говорить лучше будут. С русским не так. Я один пойду. А если стрелять начнут, то лучше одному умереть.
– Знаешь, если всерьез думаешь, что начнут стрелять…
– Думал так, не пошел бы. В Пенджикенте пограничник был, таможня был, милиция был. Должны быть нормальные люди. Но если что – о семье побеспокойся, брат.
Сержант вылез из «УАЗа», закинул автомат за спину и неторопливо двинулся к блокпосту.
Метрах в двадцати от укрепления его окликнули. Рахматулло остановился и ответил. Разговор длился минут десять, и все это время сержант стоял на одном месте.
– Не получается диалог, – вслух подумал Потап. – Нет, понимаешь, конструктивности.
– Почему? – поинтересовался один из альпинистов.
– Даже чаю попить не предложили. Но говорят, а не стреляют, уже хорошо…
В этот момент милиционер повернулся и неторопливо зашагал назад. Дошел до машины, тяжело плюхнулся на свое место и выдал:
– Аз калаи керум газ!
– Это можно не переводить, ака, – ответил майор. – А по делу что-нибудь сказали?
– Мало по делу. Это пенджикентцы. Пропускать нас они не хотят. Говорить тоже отказались. И командира позвать не желают. Их задача – никого не пускать. И желательно без стрельбы. Подмяли под себя землю отсюда до узбекской границы и держат ее мертвой хваткой. Я спросил, не хотят ли дойти до Айни и Сарвады. Говорят – военная тайна. Но, похоже, нет, сил не хватает удержать столько. Даже большим ртом надо откусывать маленькие куски. Иначе подавиться можно. Как Ахмет.
– Плохо. Что говорить не хотят. Эти куда толковее и умнее Ахмадовых.
– Потому и боятся, что умнее. И Ахмадова боятся, и нас опасаются. Кто мы такие – не знают, но на всякий случай…
– Ладно, поехали назад. Там подумаем.
«Уазики» развернулись и двинулись в обратный путь.
Сержант Соловьев
Уже после поверхностной ревизии, проведенной на базе, оказалось, что биноклями и прочей оптикой можно снабдить чуть ли не каждого. Да и ноктовизоров оказалось штук под сто. Так что Периметр, как с легкой руки сержанта Соловьева стали называться внешние посты боевого охранения, теперь контроля над местностью не терял ни днем ни ночью…
Трое шли с севера. С той стороны, где ближайшие воинские части были километрах в ста – ста двадцати. Шли медленно и тяжело, пошатываясь: то ли от потери крови, то ли просто от усталости подкашивались ноги. Парень с парой маленьких звездочек на погонах, шедший по центру, периодически падал. Товарищи поднимали его и упрямо продолжали идти вперед. Обожженная и порванная форма. Двое кое-как перемотаны обрывками грязных бинтов. Из оружия заметен только расщепленный деревянный приклад старого «семьдесят четвертого». Может, и где еще что есть, но не видно: современный армейский бинокль – вещь, конечно, отличная, но рентгеновские лучи в нем конструкцией не предусмотрены…
Им позволили подойти почти на полтора километра к ЦБС. А потом вдруг дрогнула земля и ожила. Поднялись с обочины неопрятные кучи мусора. И пришельцы оказались на прицеле двух автоматов. А еще два человека радостно улыбались с боков.
– Здрасти! – вежливо поздоровалась одна из бывших куч, скинувшая масксеть. Под маскировкой обнаружились все внешние признаки военнослужащего сержантского состава. – Руки в гору, шаромыги! – и подсказал стволом «калаша» направление.
– Свои… – простонал лейтенант и снова упал.
Остальные кинулись поднимать офицера.
– Стоять! – рявкнул Соловьев. – Руки в гору, сказал! Или я тихо сказал?! И ствол выбрось!
– Мудачье! – ответил сержанту один из пришельцев. – Мы четыре дня не жрали! Летеха помрет щас! – но автомат медленно с плеча стянул и аккуратно положил на землю.
– Раз еще не помер – полчаса полежит. Ордунг превыше всего, товарищ рядовой! – отрезал сержант. И сказал в динамик гарнитуры: – Периметр Соло – Точке! Три «дохода». Вроде как связюки. Один – четыреста. Принял. Ожидаем.
И подмигнул связисту:
– Не ссы, антенна! За летехой щас катафалк будет. А ты можешь ножками бежать. Азимут дать?
– Ну, ты и мудак! – устало сказал рядовой и сел в пожухлую траву обочины рядом с лейтенантом.
– Какой есть. Зато человек хороший! – парировал Соловьев и кинул связисту флягу: – Кофейком не побрезгуешь?
– А мне можно? – робко спросил третий связист, на вид самый молодой. Хоть и из всех троих самый здоровый.
– Можно Машку за ляжку и дневального за первичный половой признак. У дедушки проси, – отрезал сержант, но кивнул напарнику, и тот протянул «салаге» свою флягу.
