Книга Небесный суд - Стивен Хант

Гарри ободряюще подмигнул ему.

— Ты удивишься, когда узнаешь, какие люди значатся в расчетной книжке Ловца волков. Они даже меня приняли.

Путешественники отправились дальше. Они шли мимо заброшенных деревень и дорог, поросших высокой, по колено, травой и кустами ежевики, избегая тени маячившего вдалеке аэростата и силуэтов всадников в красных офицерских мундирах, что патрулировали горы и долины. На седьмую ночь путешествия Оливер устроился на ночлег, забравшись в теплый спальный мешок. Перед его мысленным взором плясал образ дяди Титуса, словно незримые кукловоды Небесного Суда дергали его за веревочки, заставляя дядюшку отплясывать джигу, вопреки его собственной воле.

В сон Оливера в очередной раз попытался проникнуть Шептун. Юноше казалось, будто на грудь ему всей своей огромной массой давит одиночество хоклэмского пленника. Сон еще не оформился окончательно, чтобы Шептун смог окончательно в него ворваться. Для этого требовалось обретение некой реальной субстанции, присущей пространству сновидения.

— Оливер! — прошипел Шептун. — Я не могу пробиться к тебе!

— Что ты сказал? — крикнул Оливер в пустоту.

— Она находится где-то рядом. Клянусь всем святым, она приближается сюда!

— Кто, Шептун? О ком ты говоришь? Кто приближается?

— Она! ОНА! По сравнению с ней я всего лишь капля воды в океане, песчинка в урагане. О, Великий Круг! Ее превосходство — делает меня — микроскопическим животным в желудке — вселенной. Таким крошечным…

— Ты исчезаешь, Шептун!

— Тень — в свете. — В следующее мгновение Шептун куда-то исчез.

Сильный порыв холодного ветра заставил Оливера проснуться. Гарри спал на другом краю палатки и, как обычно, громко храпел.

Первые лучи восходящего солнца нежно золотили далекий горизонт. Примерно в ста ярдах от палатки, осторожно нюхая воздух, стояли двое оленей, самец и самка. Похоже, они не обращали внимания на женщину, которая, скрестив ноги, сидела прямо перед ними. Несмотря на утреннюю прохладу на ней не было ничего, кроме белой тоги в катосианском стиле.

Оливер натянул на себя толстый шерстяной свитер и брюки, после чего вышел из палатки. Незнакомка показалось смутно знакомой. В ней было что-то магнетическое.

— Кто вы? — Юноша смело шагнул к ней.

— Неужели прошло так много времени, Оливер, что ты забыл меня? — Пока она говорила, вокруг ее головы, переливаясь разными оттенками, мерцал радужный свет.

— Это были вы, — вспомнил Оливер. — Это вы приходили ко мне по ту сторону занавеса.

Женщина улыбнулась.

— Вот видишь, я же говорила, что ты меня вспомнишь. Мне стоило немалых трудов убедить живущих в быстром времени, что твое место именно здесь, в твоем мире, с твоей настоящей семьей.

— Я спросил у вас, кто вы — ангел или богиня, — напомнил Оливер.

— И я ответила тебе, что будь у ангела молоток, а у молотка гвоздь, то я могла бы сойти за гвоздь.

— Я думал, все было во сне, — признался юноша. — Вы — это мое время внутри гиблого тумана. Все, что находится по ту сторону занавеса.

— Люди быстрого времени живут совсем в другом ритме, Оливер. Законы их существования, к сожалению, превосходят способности твоего разума. Мне было трудно убедить их дать согласие на твое возвращение домой. Надеюсь, ты не слишком скучаешь по своей приемной семье по ту сторону занавеса.

— Я, можно сказать, вообще ничего не помню. Но если принять во внимание мою жизнь в Шакалии, лучше бы вы оставили меня там.

— Я дала обещание твоим настоящим родителям, что спасу тебя, Оливер, — нежным голосом произнесла женщина. — Я заключила, если можно так сказать, сделку с твоим отцом. Забери я тебя слишком рано из колдовского тумана, ты скорее всего умер бы от великого потрясения. Но если бы я оставила тебя за занавесом на более долгий срок, ты изменился бы навсегда, и твой разум больше никогда не приспособился бы к жизни в Шакалии.

Оливер бросил взгляд на палатку, в которой в данную минуту похрапывал Гарри. Нет, ему нечего опасаться, что агент Небесного Суда проснется и увидит его гостью, ведь она невесома, словно туман, словно дуновение ветерка.

— Вы одна из тех, о ком рассказывал Шептун.

Женщина кивнула.

— Мы с ним ведем постоянное соревнование за сновидения жителей Шакалии. Бедный Натаниэль Харвуд, его уродливое тело заперто в грязной тюремной камере. Колдовской занавес — это мост, Оливер, и, похоже, что под каждым мостом прячется свой тролль.

— Натаниэль, так вот как его зовут, — произнес Оливер. — Жаль, что я не могу помочь ему.

— Меня называют Смотрящей, Оливер, но это не значит, что я имею право вмешиваться в то, что вижу. Разве что по мелочам. Я не заставляю моря расступиться, не насылаю на города армии насекомых или голод, не провоцирую мятежи. Для этого существует свобода воли, Оливер. Вы создаете здесь либо собственный рай, либо собственный ад. Не ищи помощи на равнодушных небесах, попытайся найти спасение в собственной душе.

— Что же вы тогда делаете в Шакалии? — спросил Оливер.

— Боюсь, это необходимо, Оливер. За пределами системы существуют некие силы, неприятные, чужеземные элементы, которым хотелось бы поселиться в нашей вселенной и паразитировать в ней, нагуливая жирок за наш счет. В их философии нет места для таких вещей, как свобода воли. Да что там свобода — просто воли! Вы и раньше встречали этих слуг зла. В свое время кто-то метко сказал, что этих чудовищ породила ваша собственная вера в них. Имя им Уайлдкайотли. Жуткие твари, и зло, которому они служат, по моим, да, пожалуй, и по вашим меркам, безгранично.

— Значит, вы здесь для того, чтобы спасти нас?

Женщина в белом громко рассмеялась, как будто слова Оливера позабавили ее до глубины души, как будто смешнее их в мире ничего нет.

— Нет, Оливер. Я ведь всего лишь гвоздь, обычный инструмент. Я могу прибить ставни к оконной раме, но не в моих силах предотвратить бурю. Я не в состоянии спасти деревню, не стерев ее с лица земли.

Оливера охватило тревожное чувство. Это было предвидение — слишком жуткое, чтобы пренебрежительно от него отмахнуться.

— Вы здесь не для того, чтобы спасти нас? Вы здесь для того, чтобы нас уничтожить!

— Набор правил нельзя изменить, воздействуя на них извне, Оливер. Мы просто этого не допустим. Никогда не допустим. Если дела примут скверный оборот, если разложение усилится и распространится вширь и вглубь, то будет уничтожено все. Любой, даже самый малый предмет материального мира, который вам известен, которого вы лишь когда-то случайно коснулись, будет превращен в ничто, стерт в пыль. Врагу не достанется ничего. Ничего!

— Но мы можем не допустить конца света, — возразил Оливер. — Не забывайте о свободе воли. Выбор остается за нами.

— Да, но твой народ вечно пытается уверовать во что-то неправильное, Оливер. Круговистская церковь была хороша. Она была ближе к истине, ближе, чем могли представить себе ваши викарии и пасторы. Но землевладелец не любит, когда его дольщики приглашают к себе беспокойных гостей. Ты понимаешь, кого я имею в виду — тех, кто забывает свое истинное место, кто мочится прямо на улице, кто тащит все, что плохо лежит, кто качает права и всем угрожает расправой. Когда владелец земли видит вокруг себя это безобразие, он требует изгнания наглецов. Поверь мне, Оливер, твой народ не желает знать, что такое жизнь без крыши над головой.