Книга Анатомия любви - Спенсер Скотт

– Здесь поблизости нет телефона-автомата? – спросил я.

Было очевидно, что я не могу просто взять и нажать кнопку звонка Энн. Я обязан ее предупредить, дать ей возможность избежать встречи со мной.

– Есть, прямо на углу. – Женщина поглядела на собак, и те поднялись, виляя хвостом.

Я с усилием открыл тяжелую дверь, и мы вышли на улицу. Дворник все еще поливал тротуар. Он целился струей в шелуху от арахиса, сгонял с тротуара и отправлял в канализацию. Собаки мимоходом лизнули мокрый тротуар.

– Привет, Рольф, – сказала моя спутница.

– Здравствуйте, мисс Лафарж, – кивнул Рольф.

Она дошла со мной до угла и остановилась у старой телефонной будки.

– Джуди, Стив, сидеть, – велела она. Сунула руку в карман и достала десятицентовик. – Держите, – сказала она, вкладывая монету в мою ладонь. – Если хотите, я подожду, пока вы будете звонить.

– Нет. Я в порядке. Большое вам спасибо.

Вместе с собаками она перешла Парк-авеню. Я смотрел, как она удаляется, и повторял про себя ее фамилию, мечтая познакомиться с ней. Хотя одиночество и бесцельность существования довели меня до вялотекущей, монотонной дружбы с женщиной из числа друзей Уоррена Хокса, эта мисс Лафарж пробудила во мне намек на желание, что моментально выделило ее из числа всех, кого я встречал или хотя бы просто замечал с начала моего отлучения от Джейд. Я ощущал присутствие мисс Лафарж, словно солнечный свет в темном лесу, и понимал, что она чувствует, как мои мысли идут за ней вслед. Жизнь была как сон, дни – как вечность, смысл менялся как угодно, все виды мысленной магии были доступны, мир снова стал светлым и прозрачным – точно так было, когда я засыпал в объятиях Джейд и просыпался, видя ее волосы у себя на подушке. Я бросил монету в щель и набрал первую цифру номера Энн. Меня все еще трясло, я по-прежнему потел и ощущал головокружение, но теперь, кажется, не от страха или смущения. Сила притяжения изменилась, когда я вошел в первый, а вскоре и во второй круг единственного мира, в который верил, в единственную реальность, которую хотел бы назвать своей. И если бы меня хватил удар или я лишился сознания, это не имело бы значения. Я находился в силовом поле, поле эмоций, обретающих материальность, и оно было восхитительно огромно и куда сильнее, чем все, что я когда-либо знал до сих пор.

Не помню, как набирал остальные цифры номера, не помню, чтобы слушал гудки, но сразу услышал голос Энн.

– Алло? – Она всегда произносила это слово как вопрос, конспиративный, слегка смущающий вопрос.

– Это я, – сказал я. Мне ни разу не приходила мысль, что она может не узнать меня по голосу. – Я в двадцати пяти футах от твоего дома. Можно мне зайти? Или, может, выпьем где-нибудь кофе?

На другом конце провода повисло молчание. Я слышал на заднем плане классическую музыку и вой полицейский сирены, которая пронеслась мимо меня куда-то на север, полоснув мигающим красным светом по телефонной будке.

– Ты тот, кто я думаю? – наконец спросила Энн.

Голос ее звучал буднично. Я понял, что она узнала меня, и отсутствие эмоций в ее голосе одновременно разочаровало и подбодрило. Она явно не собиралась рыдать от счастья при моем появлении, но в то же время не отнеслась ко мне как к какому-нибудь насекомому, выскочившему из-под перевернутого камня.

– Можно зайти? – спросил я. – Я только сегодня приехал. Остановился в гостинице. Мне хотелось бы повидаться. Мы могли бы поговорить.

– У меня было столько гостей, – сказала Энн. – Кит устроил себе бивак на моем диване.

– Он все еще здесь?

– Нет, утром уехал домой.

– Энн, можно зайти к тебе?

Она секунду молчала.

– Ну, если хочешь, – наконец произнесла она, дождалась моего ответа, а затем сразу повесила трубку.

Я вернулся к ее дому, позвонил, и Энн впустила меня. В маленьком, отделанном деревянными панелями лифте я поднялся на седьмой этаж. Предвкушая долгожданную встречу с Энн, я решил, что пора бы представить, что я скажу ей, однако будущее стояло, повернувшись ко мне спиной, предупреждая, чтобы я даже не пытался заглянуть ему в лицо. Лифт остановился с легким толчком, я вышел в широкий коридор: белый потолок, выцветшие розовые стены, натертые до блеска черные полы. Квартира Энн была в самом конце. Дверь недавно выкрасили белой краской, затейливая ручка, отлитая из свинца, была круглая и большая, как крокетный мяч. Я постучал и подождал. Мышцы ног стянуло узлом, наверное, было больно, но я почти не замечал; боль поднималась во мне, словно пузырь воздуха в шприце. Я снова постучал, и наконец послышались шаги Энн.

Она была в длинном бледно-зеленом платье с темно-зеленой отделкой и свисающими наподобие средневековых рукавами. Ее темные волосы были зачесаны назад, и она смотрела на меня сквозь большие, слегка тонированные очки. От нее пахло духами, из домашних открытых туфель, отделанных золотой тесьмой, выглядывали пальцы с накрашенными ногтями. В одной руке она сжимала книжку Сильвии Плат «Ариэль», а другой упиралась в бедро. Она держалась с полным самообладанием.

– Ты же знаешь, что я не люблю сюрпризы, – сказала Энн. – А ты не перестаешь устраивать их.

Она не пригласила меня в дом, но отодвинулась в сторону, чтобы я смог пройти. Мы оказались в длинном узком коридоре. На стенах висели картины и рисунки, в том числе и рекламный плакат голландской железной дороги, который когда-то висел на втором этаже в доме на Дорчестер-авеню, между спальней Хью и Энн и комнатой Сэмми. То, что он пережил пожар, удивило меня.

– Он до сих пор у тебя, – заметил я, указывая на плакат: на нем мужчина, похожий на Петера Лорре, открывал дверь железнодорожного вагона оливкового цвета.

– Нет. Это другой. Я нашла его в антикварной лавке на Второй авеню. Сто пятьдесят долларов. Пришлось месяц жить впроголодь, но мне так хотелось его купить.

Коридор с каждым шагом становился все светлее, и когда я вошел в гостиную Энн, свет сделался почти невыносимо ярким. Вся южная стена представляла собой сплошное окно, и большую часть западной стены тоже занимало окно. Бамбуковые шторы были подняты, Энн развесила на тонких нитках маленькие призмы, которые позвякивали и вспыхивали красными и зелеными искрами, когда сквозь них проходили солнечные лучи. Деревянный пол был голым. Вокруг стола со стеклянной столешницей три складных кресла, рядом белый диван. В углу комнаты, подальше от всего остального, стоял небольшой письменный стол из желтого дерева, наподобие тех, что встречаются в студенческих общежитиях. На столе красная пишущая машинка и открытая коробка с бумагой. Книжные полки, по большей части пустые. Было трудно сказать, где находится кухня и есть ли она вообще. Возможно, за закрытыми двустворчатыми дверьми.

– Куда можно сесть? – спросил я.

– Полагаешь, стоит? – ответила она вопросом на вопрос.

– Да. Полагаю.

– Почему бы тебе для начала не посмотреть из окна? Я люблю показывать новым гостям, какой отсюда открывается вид.