Книга Джип, ноутбук, прошлое - Константин Костинов

– Удобно, – признал он. – А этот крест что значит?

– Для усиления жесткости боковых стенок.

– Честно говоря, Петр Александрович, не знаю, – повторил он утром, когда забирал канистру с фабрики, – не знаю. Возможно, для усиления жесткости боковых стенок.

Они стояли у УАЗа, покрытого капельками конденсата от утреннего тумана.

– Жесткость стенок? Хм… Это первое, что пришло мне в голову, но ответ почему-то показался излишне простым. Да, воистину не нужно усложнять…

Если Мациевича поразила канистра, то Руслана – бочки с бензином. Обычные такие бочки. Деревянные, с обручами.

Мациевич распорядился, чтобы Лазаревичу отпустили бензина в размере емкости, и откланялся, куда-то торопясь.

– Руслан, – выдохнула через нос Юля, – я подожду тебя снаружи. Мне дурно.

Она с Аней осталась возле ангара, Руслан вошел внутрь.

– Анечка, – Юля высыпала в ладонь дочери горсть мелочи, – постой вот здесь у лотка, попей лимонада. Присмотрите, пожалуйста, за моей дочкой, – обратилась она к продавщице, крупной женщине в сером пуховом платке на плечах. – Мне отлучиться нужно.

– Конечно, – улыбнулась женщина, – отчего же не присмотреть?

Юля погладила Аню по голове и заторопилась в сторону самолетов. Возле которых мелькнула куртка Мациевича.

– К аэропланам нельзя, дамочка, – выставил руку вперед хмурый охранник.

– Господин капитан! – крикнула Юля.

Повезло: Мациевич оглянулся.

– Я – жена Лазаревича!

Несколько усталое выражение лица – похоже, поклонницы капитана, мягко говоря, достали – сменилось на заинтересованное:

– Госпожа Лазаревич? Вашего мужа не устроил бензин?

– Дело не в бензине. Дело в вас. Мы можем отойти?

Капитан не двинулся с места:

– А в чем, собственно, дело?

Юля оглянулась. Сейчас муж закончит переливать бензин, выйдет из ангара, увидит ее и выйдет уже из себя.

– Скажите, капитан, вы уже катали Столыпина?

– Премьера?

Перед мысленным взглядом Юли предстал Дмитрий Медведев на здешней этажерке: кожаная куртка, летный шлем, глаза больше очков.

– Ну да, премьера.

– Нет. Его же не было в столице.

Юля выдохнула:

– Видите ли, в чем дело… – начала она, затем понизила голос. – Дело в том, что мой муж страдает приступами ясновидения. Иногда, очень редко, по неизвестной причине он видит будущее. Человека или же предмета.

Мациевич слушал внимательно.

– Когда он увидел вас, у него случился такой приступ. Мой муж видел вашу смерть.

По спине капитана пробежал холодок. Как все пилоты, он не боялся смерти и, как все пилоты, был суеверен.

Странная женщина, жена странного американца, была серьезна.

– Я погибну? – Навряд ли она прибежала для того, чтобы сообщить, что он умрет в девяносто пять лет в постели, окруженный внуками и правнуками.

– Да, – просто сказала Юля, – ваш самолет рассыплется, вы выпадете и разобьетесь.

– А премьер тут при чем?

– Вы покатаете его – и через три дня погибнете. Нет, сам Столыпин тут ни при чем, и если вы откажетесь его возить – погибнете все равно. Он не причина, а всего лишь отметка срока, которую увидел мой муж.

Мациевич вспомнил. Вчера. Американец уже уходил, как вдруг вздрогнул и оглянулся с оч-чень странным выражением лица. Уж не тогда ли и случился его приступ?

– Как я должен поступить?

Юля развела руками:

– Это ваша жизнь. Можете отказаться от полетов, можете быть внимательнее и осторожнее, тщательнее проверяйте свою технику. Вам решать.

Она развернулась и торопливо зашагала к лотку, возле которого оставила дочку.

Мациевич задумчиво смотрел ей вслед.

Угроза? Были, были люди, которые могли бы ему угрожать… Но не так… Нет, не так.

Сумасшедшая? Безумцы часто бывают убедительны. Вот именно, убедительны. Сложно представить безумца, который настолько безразлично отнесется к собственным откровениям. Они, скорее, навязчивы и требуют обратить внимание на свои слова. А тут: «Это ваша жизнь».

Капитан думал, уже зная, что не сможет не обратить внимания на слова американки.

– Прошу прощения, мадемуазель.

Юлю чуть не сбил с ног молодой человек в военной форме: мундир с золотистыми погонами, синие шаровары, желтая фуражка, шашка на боку. Черные сапоги с розетками на краю голенища.

– Между прочим, мадам, – хихикнула Юля.

– Не может быть! – засветились лукавством глаза офицера. – Такая юная девушка – и уже замужем! Жестокие родители!

– Увы, увы…

– Если позволите. – Офицер демонстративно схватился за шашку. – Я сражу вашего мужа, этого, без сомнения, толстого, мерзкого старикашку, и освобожу вас для жизни!

Юля пробежала взглядом по офицеру. Молодой, на вид лет двадцати, на погонах три звездочки и цифры «13». «Старший лейтенант, мальчик молодой…»

– И, может быть, после этого подвига, – «мальчик молодой» подкрутил усы, и без того залихватски торчащие, – юная дева подарит рыцарю невинный поцелуй…

– А вам не кажется, безымянный рыцарь, что вы торопитесь?

– Мэа кульпа, мэа кульпа![5]Это проклятие нашего рода! Позвольте представиться: поручик Торопецкий, Тринадцатый гусарский Нарвский, его императорского королевского величества императора германского короля прусского Вильгельма Второго полк!

– Кха…

Для Юли гусарский полк имени германского императора накануне войны с немцами звучал так же, как, скажем, танковая бригада имени Адольфа Гитлера в СССР 1937 года.

– Позволено ли мне будет узнать имя прелестной незнакомки?

– Юлия Лазаревич, жена Руслана Лазаревича, торговца мебелью из Нью-Йорка, ныне – инженера автомобильной фабрики Фрезе.

– Вы американка? – Упоминание о муже лихой гусар проигнорировал.

– Совершенно верно. Поэтому нам нужно прекратить разговор, прежде чем мой муж найдет свой верный кольт.

– Могу ли я надеяться увидеть вас еще раз?

– Почему нет? – Юля улыбнулась. – Если вы настоящий гусар, вы сможете меня найти.

– Позвольте вас оставить. Но обещаю – я вернусь!

Осчастливленный гусар зашагал прочь, напевая: «Околыш желтый, голубая тулья и долман голубой…»

Лимонад был вкусным. На самом деле – лимонным: приятно кисловатым, освежающим, в нем не было приторной сиропности современных лимонадов.