Книга Свадебный водоворот - Джеки Д'Алессандро

— Ты ничего не сможешь сделать, — тихо сказал он, ненавидя себя за ту боль обиды, которую увидел в ее глазах. Но у него не было другого выхода.

Элизабет не могла помочь ему.

В этом он был уверен.

Элизабет спустилась по лестнице. В руках у нее был роман «Разум и чувствительность» — одна из книг, купленных для нее Остином накануне. Читать ей не хотелось, но от тревоги за Остина, уехавшего в порт, у нее ныло под ложечкой, и ей просто необходимо было отвлечься.

Остановившись посреди мраморного холла, она в нерешительности огляделась по сторонам: может быть, ей найти сначала кухню и стащить там чашечку сидра?

— Могу я помочь вам, ваша светлость? — раздался глуховатый голос.

— Ох! — Она прижала руки к груди. — Картерс! Вы меня напугали.

— Пожалуйста, простите меня, ваша светлость. — Он низко поклонился, затем выпрямился и застыл так, что она подумала, не привязали ли к его спине доску.

— Пустяки, Картерс, — улыбнулась она, но не увидела ответной улыбки. — Не скажете ли, где кухня?

Лицо Картерса было лишено какого-либо выражения.

— Кухня, ваша светлость?

От его недружелюбного тона Элизабет стало не по себе. Она взяла себя в руки и снова улыбнулась дворецкому:

— Да. Я хотела бы выпить сидра.

— Вам нет необходимости идти на кухню, ваша светлость. Я немедленно распоряжусь, чтобы лакей принес вам сидр.

Он повернулся и пошел — очевидно, чтобы позвать лакея. Элизабет заметила, что Картерс прихрамывает. Она была уверена, что при их первой встрече он не хромал. Некоторое время Элизабет смотрела на удаляющуюся от нее фигуру, пытаясь определить причину хромоты.

— Картерс?

Дворецкий остановился и повернулся к ней:

— Да, ваша светлость?

— Надеюсь, вы не обидитесь. Но я не могла не заметить, что вы хромаете.

На долю секунды на его лице мелькнуло удивление. Затем оно снова превратилось в лишенную всякого выражения маску.

— Это пустяк, ваша светлость.

— Глупости. Это явно не пустяк!

Элизабет подошла к нему — и едва удержалась от смеха: макушка его лысой головы оказалась на уровне ее носа.

— Может, какой-то несчастный случай?

— Нет, ваша светлость. Это всего лишь из-за новой обуви. Кожа очень жесткая, и туфли еще не разносились.

— Понятно. — Она взглянула на его начищенные до блеска черные туфли и понимающе кивнула. — Вас мучает мозоль?

— Да, ваша светлость. У меня мозоли. — Он гордо поднял голову. — Но они никогда не мешали мне исполнять мои обязанности.

— Господи, у меня и в мыслях такого не было! Всем известно, как великолепно вы с ними справляетесь. Меня только беспокоит, что это причиняет вам страдания. — Она улыбнулась, глядя на его угрюмое лицо. — Кто-нибудь лечил ваши мозоли? Может быть, доктор?

— Разумеется, нет, ваша светлость, — обиделся Картерс.

Он еще больше расправил плечи и выпрямился так, что Элизабет поразилась, как ему удается стоять, не опрокидываясь на спину.

— Понимаю. А где библиотека, Картерс?

— Третья дверь по коридору налево, ваша светлость.

— Прекрасно. Пожалуйста, приходите туда через пять минут.

— В библиотеку, ваша светлость?

— Да. Через пять минут. — И она побежала наверх.

— Ты не знаешь, что случилось с герцогиней? — входя быстрыми шагами в холл, спросил Остин лакея. Вернувшись из доков, он уже почти четверть часа безуспешно разыскивал Элизабет.

— Она в библиотеке, ваша светлость.

Остин оглядел холл: больше никого поблизости не было.

— А где Картерс?

— Думаю, он в библиотеке с герцогиней, ваша светлость.

Остин вошел в библиотеку и застыл на пороге. Его жена стояла на коленях перед дворецким, сидевшим в любимом глубоком кресле Остина. Картерс был босиком, и из его подвернутых штанин торчали тощие волосатые ноги.

Не веря своим глазам, Остин наблюдал, как Элизабет осторожно положила голую ногу Картерса себе на колени и принялась втирать какую-то мазь в его пятку и стопу. Не успел Остин подумать, что больше его уже ничем не удивишь, как произошло нечто совершенно неожиданное, заставившее его раскрыть рот.

Он увидел, что Картерс улыбается. Улыбается!

Более вышколенного, мрачного, непогрешимого дворецкого, чем Картерс, не существовало во всей Англии. Остин даже не видел, чтобы он хоть раз усмехнулся. У него и намека на улыбку не появлялось на губах. До сего дня.

Но то, что произошло дальше, заставило Остина раскрыть рот еще шире. Он услышал глуховатый смешок, вырвавшийся из горла Картерса. Этот человек смеялся!

Остин потряс головой. Если бы он не был уверен в обратном, то поклялся бы, что представшая его глазам сцена явилась лишь результатом слишком большого количества выпитого бренди. Но он был совершенно трезв. Так что ему это не померещилось. Справившись со своим изумлением, он прошел в комнату.

— Что здесь происходит? — спросил он, подойдя к жене, которая не переставала его удивлять, и дворецкому, которого он, оказывается, совершенно не знал. Элизабет с беспокойством вопросительно посмотрела на него. У Картерса был совсем убитый вид. Остин кивнул Элизабет, ободряюще посмотрев на нее, и напряженное выражение исчезло с ее лица.

— Ваша светлость! — воскликнул дворецкий, весь покрывшись красными пятнами. Он попытался встать, но Элизабет покачала головой.

— Сидите, Картерс, — твердо приказала она. — Я почти закончила.

Картерс кашлянул и забился обратно в кресло. Она опустила его ногу на пол и взяла другую, осторожно смазывая ее небольшим количеством мази, которую брала из деревянной баночки. Ее сумочка с лекарствами, открытая, лежала рядом с ней на полу.

Остин хмыкнул.

— Что ты делаешь с Картерсом, Элизабет? — спросил он, не отрывая глаз от необычайного зрелища: герцогиня смазывает ноги его грозному дворецкому.

— У бедного Картерса ужасные мозоли от новых башмаков, — объяснила она, накладывая на ногу чистую повязку. — Они кровоточили и легко могли воспалиться, поэтому я вычистила ранки и приготовила заживляющую мазь, которая избавит его от боли.

Элизабет закрепила концы повязки и опустила подвернутые штанины Картерса.

— Ну вот! Я закончила. Можете надеть свои чулки и башмаки, Картерс.

Дворецкий поспешно выполнил указание.

— Как теперь ваши ноги? — спросила Элизабет.

Картерс встал, несколько раз переступил с пятки на носок, затем сделал несколько осторожных шагов. На его худом лице было написано изумление: «Надо же, совсем не болят, ваша светлость!» Он прошелся по комнате перед Элизабет.