Книга Первая мрачная ночь - Маргарита Малинина

– А есть уже законченные работы? – старалась я поддержать беседу.

– Целых две, – не скрывая иронии, поведала она, а я удивилась: сколько же времени он здесь живет, что написал уже две картины? Как мне известно, художники над своими творениями бьются долго. Или же его картины настолько миниатюрные? – Произведения искусства называются «Сосна у озера» и «Дуб у озера».

– Оригинально, – улыбнулась я.

– Да. И скажу вам откровенно, – продолжала сплетничать Анна Михайловна, – художник он неважный. А так задавался сначала! Фамилию, говорит, называть не буду, слишком я известен, чтобы привлекать к себе внимание. Я, говорит, за вдохновением приехал, а не затем, чтобы автографы раздавать. Зовите меня просто Диего. Что это за имя такое?

– Подумаешь, Диего, – подал голос мой кавалер. – Назвался бы уж лучше доном Санчо Педра или Луисом Альберто, на худой конец.

Дамы его юмор оценили и звонко рассмеялись.

– Вторую комнату занял Вадим Дмитриевич. Приехал он только вчера, а всех уже успел завоевать своим обаянием и остроумием. Очень веселый, жизнерадостный человек. Как сядет за стол, расскажет какую-нибудь смешную историю, так все полдня хохочут. Женщины все его любят!

– Н-да? – нахмурился Хрякин, сразу почуяв в незнакомом пока жильце соперника.

Засим хозяйка продолжила нас заочно знакомить с приезжими. Остальную территорию – три комнаты – занимают две семьи. Одна семья, Куприны, состоит из молодой супружеской пары и их полугодовалой дочурки. Хлопот от них много: девочка, Оксана, по ночам все время плачет, будит остальных жильцов, а сами супруги не прочь прилюдно поругаться. Впрочем, считается, что это от сильных чувств, да и люди они в душе хорошие. Вторая семья, Петровы, вообще народ замечательный во всех отношениях. В одной комнате живут муж с женой, в другой – их шестнадцатилетний сын. Третий этаж по планировке гораздо меньше, там всего две маленькие комнаты и зал. Но весь он принадлежит хозяйке, – скромно добавила она.

– То есть, я понял, у вас все занято? – расстроился Николай. – Мест свободных нет?

Женщина, разливавшая в это время нам по второй чашке чая, посмотрела на Колю и хитро ему подмигнула.

– Есть у меня еще одна построечка, ну, типа сараюшки. Там очень уютно, особенно для влюбленной пары. Ну зачем вам по ночам слушать ругань и плач ребенка? Туалет, правда, во дворе и деревенский, а ванну придется принимать здесь, на первом этаже. Но учитывая неудобства, я недорого возьму. Вы, кстати, к нам надолго?

Я покосилась на сидевшего рядом Николая, ожидая от него определенных действий. Вид у него был очень довольный: либо все еще находился под влиянием безалкогольного пива, либо его, в отличие от меня, устроили условия проживания в одном помещении, где, судя по примененному к нам определению «влюбленная пара», всего одна постель.

– На два дня. Видите ли, мне доверили опекать малолетку, которая к понедельнику должна быть доставлена домой.

Мне ничего не осталось, как заесть свое горе зефиром. Это надо так опозорить перед посторонним человеком! Малолетка! Я тебе напомню это слово на ночь глядя.

– А вы к нам из каких мест? – проявила любопытство Анна Михайловна.

Мы назвали город.

– Тут дача у моего друга. Не знаете, он здесь сейчас? Максим Заревич.

– Заревич… Заревич… – попробовала она на вкус фамилию. – Нет, не слыхала. Знаете, в последнее время тут столько понастроили дач, что не упомнишь всех новых жителей.

И тут Хрякин повернулся ко мне и выдал:

– Ты уроки-то все сделала?

Одним словом, зефир закончился быстро.

Без четверти двенадцать хозяйка спохватилась и побежала наверх за свежим постельным бельем. Я принялась обдумывать, как бы поласковее донести до Хрякина мысль, которая сейчас более всего меня беспокоила, пользуясь отсутствием посторонних, но вот где-то наверху послышался громкий плач младенца, и только я открыла рот, поворачиваясь к спутнику, как в столовой появилась девушка лет двадцати или чуть больше.

– Здравствуйте.

Мы дружно ответили, а она налила себе из графина воды и выпила таблетку. Как я поняла, это было снотворное.

Тут вернулась Анна Михайловна с комплектом постельного белья в руках.

– Вы уже познакомились с Диной? – Все трое, включая саму Дину, кивнули. – Что, не спится тебе?

– Разве с этим чудом уснешь? А Куприн, сволочь, ничего не хочет делать! Как будто я без его помощи ребенка зачала!

Колька нетактично усмехнулся.

– Все вы, женщины, такие! Чуть что – сразу мужик виноват! А кто в ЗАГС просил его тащить? – вот что он сказал, представьте себе. Совсем умом тронулся! – Вот, к примеру, моего друга девчонка в постели как-то раз… – Мощнейший толчок под столом заставил его замолкнуть. Сперва он покосился на потолок и за окно, решив, что в этом районе сильно развита сейсмическая активность, но потом до него дошло, что дело не в землетрясении – это я своим костылем врезала по его лодыжке. За это он шутливо погрозил мне пальцем, точно четырехгодовалому ребенку. Может, это побочное действие безалкогольного пива?

Во дворе призывно горели симпатичные фонарики, освещая выложенную квадратными плитками дорожку до двух маленьких рядом стоящих деревянных помещений. Первым из них была наша «уютная» сараюшка, вторым, соответственно, деревенский сортир. Хозяйка, отперев ключом дверь первой постройки, вошла, мы – следом. Видя, как она застилает огромную, практически трехспальную, кровать, занявшую ровно половину всего пространства, я выразительно посмотрела на Николая, но тот опять-таки моего однозначного взгляда не понял – либо не видел, либо не желал ни видеть, ни понимать. «Отец меня убьет», – решила я и погрустнела. Только когда Анна Михайловна, выполнив долг, оставила «влюбленную пару» наедине, Колька соблаговолил обратить внимание на мою печаль и, к моему великому облегчению, отнесся к ней с пониманием: взял подушку, один из матрасов, плед и с тяжким вздохом устроился на полу.

Глава 14

Среди ночи мне очень захотелось в туалет. Протерпев с час, поворочавшись с боку на бок, я все же поднялась с постели и склонилась над неподвижно лежащим Хрякиным. Тот, бесспорно, спал. Везет, подумала я и не стала его будить. Анна Михайловна показывала сортир во дворе, сама справлюсь.

Накинув поверх ночной сорочки теплый махровый халат, предусмотрительно запихнутый заботливой мамой в мой багаж, и обув кроссовки, мужественно вышла на улицу.

На дворе стояла темень – хоть глаз выколи. Фонари не горели. Было холодно и жутко. Кое-как, на ощупь я дотопала до чего-то, уткнувшись носом в прохладную стену из дерева. Судя по доносившемуся оттуда амбре, это был явно искомый туалет, однако он оказался вне зоны досягаемости по причине висевшего амбарного замка на двери оного.

– О как, – буркнула я себе под нос и последовала в другом направлении – к особняку. Через пять минут, натыкаясь на различные предметы, а один раз едва не упав лицом в мягкий газон, я открыла для себя две вещи: первая – все три двери, ведущие в дом (парадный вход, черный и дверь в гараж) были заперты, так что к долгожданному унитазу мне не попасть еще по меньшей мере часов шесть; вторая – ворота почему-то не заперты и даже слегка приоткрыты. Сделав к ним два шага, обернулась на дом: словно какой-то шорох послышался со второго этажа. В одном из окон горел слабый ночник, а шторы были не задернуты. «Мало ли что», – пронеслось у меня в голове, и только я хотела отвернуться, как в этом самом окне показался силуэт человека… с топором в руке. Вздрогнув всем телом, я начала, точно завороженный удавом кролик, приближаться к источнику опасности – к дому, но так же внезапно, как и появился, силуэт исчез. «С ума схожу», – решила я и подошла к воротам. У-у, как там все было запущено! Ни одной живой души, ни единого огонька или лучика света. Протяжно завыл ветер, будто силился спародировать собаку Баскервилей на болотах, что удалось ему довольно похоже.