Книга Выстрел - Аллен Апворд

Таково было положение вещей ко дню рождения моей подопечной. Лорд Чарнворт разрешил племяннице пригласить только ее близких знакомых и даже выразил желание побеседовать с людьми, посещающими ее. Раза два или три, когда наш дом навещали друзья девушки, он спускался вниз, в гостиную. Так он познакомился с сэром Патриком, который, по-видимому, произвел на него очень благоприятное впечатление. Но в целом лорд Чарнворт продолжал уклоняться от любых приглашений, которые присылали ему друзья его семьи, а насчет того, что он когда-нибудь займет свое место в палате лордов, он даже не заикался.

— Посторонних я не хочу, — сказал он, когда речь зашла о праздновании дня рождения Жоржианы, — а тем более знакомых моего покойного брата или тех, кто знал меня в молодости. Пусть соберется только молодежь. Больше никого!

Значит, я напрасно питала надежду, что однажды лорд Чарнворт добровольно нарушит свое уединение и займет место в свете, подобающее ему по рождению. Вместо этого он еще глубже забрался в свою раковину. Мне оставалось только закрыть глаза и признать за ним это право, хотя бы потому, что я ела его хлеб. Но вскоре мне пришлось убедиться, что есть и другие люди, которых интересовал тот же вопрос и которые, в отличие от меня, не стеснялись удовлетворить свое любопытство.

Это обнаружилось вскоре после дня рождения Жоржианы, во время завтрака. Мы все сидели за столом — лорд Чарнворт, Жоржиана, Морис, господин Пераун и я, как вдруг совершенно неожиданно для всех Морис воскликнул:

— Дядя, расскажите нам что-нибудь о Гонконге!

При этих словах я взглянула на господина Перауна и с удивлением заметила, с каким величайшим интересом он вперил в лорда Чарнворта свои глаза, потом опустил их и искоса стал бросать на него пытливые взгляды. Последовав его примеру, я была не меньше поражена и тем гневом, которым вдруг омрачилось лицо лорда.

— Тебя это не касается! — проворчал он грубо, как бывало прежде.

Морис струсил и вопросительно посмотрел на воспитателя. Лорд Чарнворт, в свою очередь, строго посмотрел на господина Перауна. Тот спокойно выдержал этот взгляд. С минуту они смотрели друг на друга в упор, потом господин Пераун сказал спокойно:

— Морис заинтересовался тем, что я рассказывал ему о Китае. Сегодня у нас был урок географии. Но, конечно, я знаю об этой стране только понаслышке. Вам же Китай известен больше, чем кому-либо другому.

С этого дня я стала наблюдать за воспитателем и постепенно все больше убеждалась в том, что господин Пераун по каким-то ему одному известным причинам исподтишка следил за каждым движением лорда Чарнворта. Несколько раз мне приходилось присутствовать при незначительных инцидентах, подобных описанному, причем всякий раз казалось, что воспитатель все дальше запускает свои щупальца, и всякий раз мне становилось ясно, что лорд Чарнворт взволнован и оскорблен этим больше, чем он хотел показать. Наконец все мы поняли, что его угнетают воспоминания о Китае и в то же время он не может открыто отражать меткие удары, которые ему наносил господин Пераун.

Когда я наконец полностью уверилась в том, что воспитатель никоим образом не может рассчитывать на расположение лорда Чарнворта, я решила сообщить последнему свои предположения насчет его племянницы. Воспользовавшись первым представившимся случаем, я попросила у лорда Чарнворта дозволения поговорить с ним наедине. Он почему-то испугался моей просьбы, однако все же пригласил меня в свои апартаменты.

— Я хочу поговорить с вами насчет Жоржианы, — сказала я, как только мы остались одни.

Он вздохнул с облегчением и попросил меня продолжать.

— Я не знаю, быть может, вы уже составили свои планы насчет ее будущего, но, без сомнения, уже не за горами то время, когда придется хорошенько об этом подумать.

— Планы насчет ее будущего! — воскликнул он. — Какие такие планы?

— Насчет ее замужества, конечно. Вы не должны упускать из виду, что она привлекательна и может иметь поклонников.

Лорд с беспокойством посмотрел на меня; ясно было, что этого разговора он не предвидел.

— Среди всех молодых людей, которые интересуются ею, — продолжала я, — самая лучшая партия, по моему мнению, это сэр Патрик Дэнс.

— Он очень милый молодой человек, но я не думаю, что Жоржиане он нравится.

— Во всяком случае у нее нет причин отказывать ему.

— И я хотел бы этого. Только как бы ей не ошибиться.

— Как бы ей еще больше не ошибиться, — многозначительно ответила я.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— С ее экстравагантными идеями относительно женского вопроса, — продолжала я, — она может снизойти до какого-нибудь проходимца, рекомендацией которому будет служить лишь поверхностная болтовня на научные темы.

Лицо лорда Чарнворта омрачилось.

— Разве вам ни разу не бросалось в глаза, какое необыкновенное внимание проявляет Жоржиана к разглагольствованиям господина Карслека Перауна?

— Нет! — выкрикнул лорд с таким гневом, который удивил меня. — Я этого не потерплю!

NB. Остальная часть показаний мисс Стейси, довольно обширных по содержанию, была принята во внимание при составлении того, что последует ниже, после показаний Карслека Перауна.

Показания Карслека Перауна

Я, Карслек Пераун, бакалавр Оксфордского университета, однажды сидел у окна роскошно обставленной классной комнаты на третьем этаже дома на Корнуэльской улице, несколько дней спустя после дня рождения мисс Уольден. У покрытого зеленым сукном стола, стоявшего посередине комнаты, худенький двенадцатилетний Морис пыхтел над составлением карты Африки, но мои мысли были далеки от занятий моего ученика. Я силился объяснить себе ту проблему, которая не давала мне покоя с того самого вечера, когда Мейлита предсказывала будущее.

Я не верю в хиромантию. По моему мнению, все эти профессора таинственных познаний — не что иное, как обычные шарлатаны, заранее собирающие сведения окольными путями и использующие их во время своих предсказанияй. Однако, вопреки этому убеждению, меня заинтриговало и до сих пор продолжает беспокоить поведение самого лорда Чарнворта.

Я взглянул на своего хозяина в тот момент, когда его стали просить протянуть ладонь Мейлите. Я не мог не заметить, что он вздрогнул, при этом лицо его выражало явную досаду. Это было вполне естественно — лорду Чарнворту просьба продемонстрировать всем свою обездвиженную параличом руку могла показаться издевательством над его недугом. Но я не спускал с него глаз и заметил, что он сильно разволновался в тот момент, когда должен был протянуть гадалке руку. И хотя лорд Чарнворт заранее заявил, что не верит в предсказания Мейлиты, тем не менее мне стало понятно, что мой хозяин совсем не такой уж скептик, каким хотел казаться. Половину своей жизни он провел на Востоке, а ведь всем известно, что европейцы, долго прожившие среди восточных людей, сами заражаются таким же суеверием, как и туземцы. Итак, если лорд Чарнворт глубоко в душе и доверял искусству хиромантии, возможно, именно это, а отнюдь не болезненное отношение к парализованной руке, и было причиной, по которой он отказывался протянуть Мейлите свою ладонь.